«Он будет заинтригован и удивлен, ведь ему, конечно, еще ни разу не отказывали девушки, — продолжала мечтать Люся. — И тогда он непременно захочет мне сделать что-нибудь приятное. Очень приятное. Но не придумает ничего лучше, как поехать в Лондон и закупить чемодан книжек самых интересных английских авторов. Придет с книжками ко мне под дверь, позвонит и уйдет, оставив на чемодане букет красных роз. Догадайся, мол, сама, от кого». Люся, конечно, догадается, но даже виду не подаст. А потом они все-таки встретятся. Г-же Можаевой будут вручать какую-нибудь премию как лучшему переводчику года, и вести церемонию будет, конечно же, Федя.
На этом фантазии Люси обрывались. Если честно, она просто не могла представить, чем уж таким особенным будет отличаться Федя от всех остальных мужчин в обычной жизни. Все-таки она была реалисткой, да и просто прожившей четверть века девушкой, и поэтому даже в самых поэтических грезах не могла представить, что хоть один мужчина сможет быть счастлив просто тем, что она, Люся, рядом. Не тем, что она приготовила вкусный ужин, обеспечила вкусный секс и помыла посуду, а тем, что она просто ходит и дышит рядом. Вряд ли найдется мужчина, которому безразлично, как она выглядит: влезает ли она все еще в голубенькое платьице и своевременно ли подкрашивает корни волос. Который бы только радовался тому, что повсюду разбросаны Люсины баночки с кремами, а телевизор включен на «мыльной опере». Радовался бы просто тому, что разбросанные вещи — ЕЕ вещи, и сериал — ЕЕ любимый сериал. И любил ее, Люсю, даже когда она сама себя не любит.
«Нет, так не бывает», — поняла Люся. В сущности, это очень глупо — выходить замуж. Выйдя замуж, ты практически обещаешь, что будешь всегда смеяться его шуткам, никогда не растолстеешь, обязуешься готовить и стирать его носки. Словом, ты обязуешься не меняться. У тебя больше нет права упасть и сломать ногу, быть уволенной, заболеть. Ведь мужчина же женится на благополучной красивой девушке, и, конечно, если через какое-то время перед ним окажется безработная толстуха со сломанной ногой, он сочтет себя обманутым и попытается «поменять товар». И даже Федечка Бондарчук вряд ли сильно отличается в этом вопросе от большинства. Наверняка он был бы в шоке, если бы его модельного вида супруга вдруг зачастила в магазин «Большие люди» или устроилась, например, воспитательницей в детский сад. Или если бы она не обеспечила в доме красоту и порядок (путем грамотного руководства домработницами) к приходу корреспондентов из журнала «7 дней». Конечно, он вначале потащил бы ее к психиатру, а потом в загс — разводиться. Наверное, Наташка, права: вся эта история со знаками — ужасная глупость. Как будто все эти черточки на руках способны заставить людей смотреть друг на друга иначе! Как будто кто-то из-за них перестанет сравнивать свой «товар» с более продвинутыми моделями и стремиться заполучить более дорогой экземпляр! Нет, такое невозможно. Тогда накроется вся теория естественного отбора и Дарвин в гробу перевернется, а вместе с ним еще пара десятков ученых.