— Не женился, — потешил мужчина ее женское самолюбие. — Но ты не отвечаешь на мои вопросы, а только задаешь сама.
— Хорошо, — сдалась она под его натиском. — Я не смогла вычеркнуть тебя из своих воспоминаний, но в Америку с тобой не поеду. — Вероника Федотовна ласково посмотрела на родного человека и продолжила: — Не потому, что придерживаюсь старых взглядов, а потому, что считаю — невозможно вновь склеить разбитую чашу. С годами осколки затерялись, всех уже не собрать.
— Чашу можно купить новее и современнее, — выдвинул свою теорию Миронов, усиливая натиск, так как догадался, что женщина на перепутье.
— Поздно, дорогой. Мы из своей чаши испили, пришла пора другого поколения.
— Сорок один год — это предел для личной жизни? — искренне удивился Иван Николаевич. — Люди только формируются к этому возрасту во всех отношениях.
— Только у нас с тобой позднее зажигание, — улыбнулась Вероника Федотовна. — Признаюсь, что тогда хотела поехать с тобой, потому что любила… но переборола себя. Сегодня кажется, что поступила неверно, но прошлого, к сожалению, не вернуть.
— Не стану ходить вокруг да около, но нас по-прежнему влечет друг к другу, — он взял ее натруженную, но мягкую руку в свою, — и мы вправе строить свое семейное счастье. Допущенные ошибки исправлять никогда не поздно. Верю, и умные люди пророчат, что когда-нибудь Россия изменит отношение к Западу, тогда перед такими, как мы, рухнут преграды.
Женщина доверчиво опустила голову ему на плечо, и так ей сделалось хорошо.
— Вечность, наверное, просидела бы вот так, рядом с тобой, — призналась она.
— Не понимаю я тебя: хорошо ей, но…
Миронова приложила свой палец к его губам, и мужчина замолчал. Затем склонился, отведя ее руку в сторону, и поцеловал, с чувством и нежно. Внешне они действительно не подходили друг другу. Он — интересный, элегантный, а она — простая русская женщина, отнюдь не красавица. Но есть хорошая русская поговорка: с лица воду не пить. В такую, как Вероника Федотовна, влюбляются медленно, но обычно навсегда, ведь она излучает столько доброты и тепла…
Иван Николаевич расстегнул пуговицу на пиджаке и прижал любимую женщину к груди. Миронова мягко отстранилась.
— Мы выбрали неподходящее для этого время.
— С тобой я теряю голову, — оправдался Иван Николаевич. — Дай мне надежду, большего не прошу.
— Нам пора идти. — Она встала, поправляя юбку. На обратном пути сообщила самую главную и важную, просто ошеломляющую для Ивана Николаевича новость: — Твоему внуку уже четыре месяца.
Мужчина замедлил шаг, глаза увлажнились.