— Нет, — твердо ответил Гранит и зевнул. — Хочешь кофе?
— К черту. Летун накачал всех, поднял на уши абреков, похитивших Антонину.
— Вернул ее?
— Да.
— Это же прекрасно, — спокойно заметил Гранит. Он повернулся спиной к Дровосеку и пошел на кухню, — спас женщину. Сделал то, что мы не смогли…
— Ты дурака не корчи, Гранит, — вспылил Дровосек, — я к тебе как друг пришел. У тебя котелок хоть чуть-чуть варит?
Гранит прекрасно знал, отчего так вспыхнул Игнатьев.
Ведь своих обычно сдавали негласно. Просто нужный человек шептал нужному на другой стороне: мол, такого-то надо как-нибудь того… Вскоре такого-то убивали или похищали. Сослуживцы (даже те, кто был в курсе) сокрушались, что террористы распоясались. Что-то подобное было и с Антониной.
Дровосек, у которого был когда-то роман с этой женщиной, мог бы, в принципе, помешать. Но для этого ему пришлось бы поставить на карту свою семейную жизнь. Да и неприятности по службе заработать. Поэтому Игнатьев палец о палец не ударил, когда Летун хлопотал о том, чтобы «списать» Антонину «на абреков» (так шепотом называлось то, когда сдавали своих).
— Не пыли, — спокойно ответил Гранит, хотя, после того как Антонину похитили террористы, он почувствовал неприятный осадок от поведения Дровосека. — Мы сделали свою работу. И сделали хорошо…
Он намекал про операцию «Шелковый путь», которая закончилась, и закончилась успешно: пока на границе шла война, весь товар отправили по назначению.,
— Кто нам теперь может помешать? Чем? — продолжал Гранит. — Успокойся.
— Кто-то сдал Летуна, тот в ярости, — произнес Дровосек. — А еще кто-то сдал самих абреков. Они тоже в ярости. Тоже ищут: кто сдал. Я знаю кто. И ты знаешь. И они скоро узнают. Вот в чем проблема.
— Я не знаю кто, — ответил Гранит, ставя на газ чайник, — и твоих намеков не понимаю.
— Когда поймешь, поздно будет, — устало ответил Дровосек, садясь на табуретку. — Тебя хотят списать.
— А почему тебя это волнует? — холодно ответил Гранит. — По-моему, тебе не впервой терять таким образом друзей…
Дровосек громко стукнул по столу и вскочил. Несколько секунд мужчины смотрели глаза в глаза столь яростно, будто собирались подраться.
— Пошел на хер, — как-то опустошенно произнес Игнатьев, — я с тобой по-человечески хотел… Не обижайся…
Он ушел, хлопнув дверью. Гранит выключил газ и опустился на табуретку.
— А я и не обижаюсь, — сказал он сам себе.
Гранит подумал о том, что вскоре наконец узнает, каково это — уходить раньше срока.
Его давно волновал этот вопрос. Он много размышлял о том, что фашисты, погибшие в сорок первом, так и не узнали, что проиграли войну. Зато наши солдаты, павшие на границе, могли подумать, будто победа будет за врагом…