– А ты знаешь, Коноплёв, ротмистр-то порядочнее вас. Он мне сначала все мои «заначки» показал на хорошей карте, а потом пообещал расстрелять. Возьмёте у Альтмана карту – будете шибко богатыми.
– Истинный господь? – выпучился Коноплёв, точно не веря ушам своим. – И где же она – эта карта у него засунута?
– Это у ротмистра спросите, – раздражаясь, посоветовал Аким. – Кстати, попросите его, чтоб самородок в несколько фунтов показал. Любопытный «камушек»…
– Ну и шельмец ты, Аким, – ухмыльнулся Коноплёв, – Аверьянычу сейчас скажу: ой как зальётся радостью!
– Ему грех на душу взять, что в бане плюнуть, – мрачно сказал Аким, презрительно смерив Коноплёва, и тяжело двинулся к яранге.
Звёздное небо лунной россыпью разлилось над снежной пустыней. Под тяжестью ледяного панциря потрескивала река, ухая у берегов оседающими провалами. Неожиданно всё замирало, погружаясь в остеклянелую тайну ночи.
Из смрадной яранги Аким вышел наружу. Он стоял в теневой вычерченной полнолунием полосе и не ощущал холода. Его обуревали мысли о сыне, Мотроне… о ворвавшейся в их жизнь неразберихе, переполошившей непонятным многим тундровикам словом «революция». Он пытался осмыслить происходящее. Однако не находил выхода. Красноармейцы, белогвардейцы – одни против других… Зачем и кому нужно это, если страдают люди? То раздражение, вспыхнувшее в минуту встречи с Альтманом, отступило. Акиму казалось теперь, что ротмистр, случайная жертва чудовищной авантюры. Его чопорность, гонор – воображение величия. Такой человек не мог казнить Миткея. Это дело было рук Оглоблина. Подтверждение тому – карта и самородок. Если только этой ночью Рогожкин и Коноплёв не выкрадут ротмистра с картой, то Ермила с ним разделается потом… Аким было собрался предупредить Альтмана, но изба ещё гудела разноголосьем… Хлопнула скрипучая дверь в сенях. Аким не определил, кто спустился с крыльца.
– Кеша! – донёсся голос.
– Ганя? – отозвался из яранги Иннокентий.
Аким затаился у входа в чоттагин – холодную часть яранги.
– Атаман Антипов по Еломенке шастал, – докладывал Ганя ламуту Иннокентию. – У Кости Лаптандера оленей забрали, рыбу, а самого притащили в местечко Озерное. Собрали людей. Антипов объявил Костю активистом и приказал своим людям бить палками. Тундровики боятся этого атамана. На Хариусной протоке отрядники осквернили жену и дочь Степана Слепцова. В гневе Степан из карабина застрелил насильников Федьку Ложко и Тихона Яркина. Антиповщы всю семью Степана сожгли вместе с домом.
– Где сейчас Степан? – спросил Иннокентий.
– Ушёл на Индигирку, – ответил Ганя.