Опасался Федоска за ревкомовцев. В долгий и опасный путь проводили их каменцы. До побережья всего два стойбища и луораветланское зимовье, поставленное после переселения древнего племени онкилонов в мир верхних людей дежневцем Исаем Игнатьевым, открывателем острова Айона и Чаунской губы. Федоска ещё в детстве слышал рассказы стариков об этом русском торговце, приходившем на кочах к берегам реки Чауна в кочевья оленных чукчей. Поначалу Исай торговал честно, но потом стал баловать, за что его и убили. Жадность обуяла мезенца Исая Игнатьева и загубила.
В зимовье, правда, сидит сотоварищ старого Омкая, надёжный человек Миткей. В молодости Миткей был сильным, уважаемым в тундре каюром, принадлежал к именитому роду беломорских чукчей. Умеет говорить по-русски. Из рода в род у них передавалась эта грамота, дошла и до Миткея. Его прабабкина бабка была погромной жинкой Герасима Анкудинова, большого приятеля Семёна Дежнёва. Недолго прожил Герасим со своей возлюбленной. Зацинговал. Вскоре чукотская землица приняла Анкудинова…
Миткей не шибко много знал русских слов, но к русским людям всегда относился приветливо. У него ревкомовцы найдут пищу, отдых и внимание. До их прихода у Миткея побывает камчадал Тишка и обо всём поведает. Люди в тундре будут знать, кто к ним идет и зачем.
Шошин перед выездом поведал Федоске суровую правду об анадырской трагедии. Предательски убили колчаковцы хороших людей. У Федоски навёртывались слёзы, когда рассказывал он товарищам о гибели первого ревкома Чукотки. Уговаривал он Шошина, хотел уйти из Каменки с ними. Однако надо было остаться. Настораживала затаённость Мотлю…
Не ошибся в своих предположениях Федоска Протопопов. Рано утром, на четвёртые сутки после ухода ревкомовцев из Каменки, в наслег вошли пепеляевцы.
Дневное светило нехотя выползало из мглистого окоёма белой мучнистой массой. Дул ровный ветер. Рассыпчатые сухие снежинки кололи лица, вымораживали слёзы. Далеко был слышен скрип под чужими сапогами.
Федоска шёл впереди. Без малахая, с разбитым лицом и скрученными назад руками. Ни один мускул, ни одна жилка не дрогнули, когда в его жилище ворвались отрядники. Они обшарили все углы и не нашли даже прошлогодней юколы.
Митрофана и Омкая не сыщут… – успокаивал себя рыбак. – Место надёжное… Если даже пепеляевцы нападут на их след, то у старика глаз точный. Белку али соболя враз снимал одним выстрелом. У Митрофана тоже не сорвётся. А карабин мой добрый.
Федоску вели к яранге Мотлю, куда были согнаны все жители наслега. В песцовом малахае, отделанном цветными лентами, в тугутовой, из молодого оленя, кухлянке и расшитых бисером торбасах Мотлю стоял возле широких нарт и потягивал трубку. Весь его дорогой наряд и поза подчёркивали превосходство и властность. Перед Мотлю Федоска остановился.