После ужина и долгих разговоров улеглись спать. Данилка пригасил жирник, подложил в печь на тлеющие угли несколько рубленых сухих коряжин и подкрался к вытянувшемуся на ороне Шошину. Присел рядом.
– Спишь? – зашептал он.
– Пробую.
– Останешься у нас?
– Нет.
– Жаль.
– Дела.
– Буквы знаешь?
– Обучен. – Шошин приподнялся, опершись на локоть, положил голову на ладонь. Ему нравился паренёк. Чистый, как утренний иней, он тянулся к Шошину.
– Принеси огоньку, прикурю, – попросил Шошин. Данилка подал коптилку. Шошин скрутил основательную цигарку и смачно затянулся. Поправил повыше изголовье, лёг, некоторое время молчал, поглядывая на притаившегося Данилку.
– Что ты держишь за пазухой?
– Вот…
– Ну-ка… – Шошин развернул сложенный в несколько раз потёртый лист. – Откуда у тебя?
– Отец оставил.
– Наследство… Это же вождь нашей революции!
– Ленин… – с таинственной гордостью прошептал Данилка, поглядывая на задремавшего деда. – Взгляни на этот… – Он протянул Шошину другой брошюрный листок, сложенный вчетверо и очень потёртый по краям.
– Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, – прочитал Шошин первые попавшиеся строчки, с удивлением посмотрел на затаившего дыхание мальчишку и продолжал: – Большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки… Взять власть в свои руки, – повторил Гавриил. – Да-а…
– Боишься?
– Лучше скажи, где это взял?
– Ганя Мохнаткин дал. Он активистом был.
– Эх, парень, знаешь ли ты, чьи это слова напечатаны?
– Немного читал.
– Это выписка из директивного письма Ленина Центральному Комитету. Как она сюда-то дошла?
– Мохнаткин в Якутске был.
– Вот это да-а…
– Расскажи о Ленине. В тундре говорили, что он больше Тирк Эрыма. А я смотрю на листок – он на нашего человека похож.
– Ты когда-нибудь видел своего Эрыма?
– Люди видели.
– То-то и оно… А наш Ленин, браток, вроде бы как обыкновенный, однако совсем необыкновенный. Одно его имя человека выравнивает, зажигает. Самого себя понимать начинаешь. На мир другими глазами смотришь. Ты знаешь, какой это человек?!
Шошин испугался собственной фразы. Оказывается, он не находил слов ярко и сильно показать образ вождя революции. Потянулся к коптилке, прикурил. Сделал несколько глубоких затяжек и покосился на Данилку. Мальчишка ждал с широко открытыми глазами. Шошин понял всю ответственность совсем непростого, как ему показалось, разговора. На него смотрел и ждал человек будущего, в душе которого он должен посеять добрые всходы.
– Кто тебя грамоте учил? – осторожно спросил Шошин, отыскивая лазейку для смены разговора.