— С удовольствием. Давай я подержу Джонни, пока ты будешь одеваться.
Генри отдал ей малыша, достал из аккуратно сложенной стопки чистого белья футболку с короткими рукавами и брюки цвета индиго, вышел в другую комнату, быстро оделся и проводил Николь на кухню.
— Я подумал: Джонни понадобятся игрушки, пока мы разговариваем. — Генри показал ей три разноцветных теннисных мячика в пластиковой упаковке. — Годится?
— Отлично, — отозвалась Николь и усадила ребенка на ковер. Она распечатала коробку и выложила содержимое перед Джонни. — Все для тебя, милый.
Малыш выбрал один из мячей, самый яркий, и с ходу зафутболил его под стол.
— Так держать! — поощрил Генри.
Джонни понаблюдал, как шарик катится по полу, потом принялся за упаковку. Николь улыбнулась.
— Обычное дело. Слишком много чести — уделять внимание одной и той же игрушке.
Генри набрал воды и подключил к розетке электрический чайник.
— Вчера ты сказала, что написала мне письмо.
— Письмо и телеграмму, — уточнила Николь.
Он повернулся к ней лицом, скрестил руки на груди. Всего пару минут назад Генри держался вполне терпимо, но сейчас нахмуренные брови и холодный взгляд говорили о том, что его настроение изменилось.
— Ты действительно отправила их? — прокурорским тоном поинтересовался Генри. — Или решила не сообщать мне о беременности, потому что это не входило в твои феминистские планы? Потому что я для тебя племенной бык и ничего больше?
Николь с негодованием вскочила с табуретки и подошла вплотную к нему.
— Как ты смеешь!
— Нынче сплошь и рядом молодые женщины рассматривают мужчин как средство оплодотворения. — Генри сдерживался, старался говорить потише, чтобы не потревожить Джонни, однако его голос звучал зло и грубо. — Они используют парня, а потом ищут предлог отделаться от него.
— Это не про меня, — сказала Николь, и глаза ее гневно вспыхнули. — Я-то как раз считаю, что детям необходимо быть рядом с отцом, чувствовать его любовь и заботу, видеть в нем друга и наставника. Только тогда ребенок, особенно мальчик, станет полноценным, уверенным в себе взрослым человеком.
Генри пытливо посмотрел на нее, но ничего не ответил, затем достал из буфета чашки, блюдца, налил кипятку в чайник для заварки, выплеснул воду и заварил свежий чай, насыпал в вазочку бисквитного печенья… Он несправедлив по отношению к Николь, но у него есть оправдание: причина чрезмерной подозрительности и циничности — выкрутасы его распутного папаши.
— Я верю, что ты говоришь искренне, — смягчился Генри.
— Давно пора, — огрызнулась Николь.
— Мои обвинения необоснованны, не сердись. Я знаю, ты не стала бы мне врать.