У трапа старшина проверял документы сходящих па берег. Задержал на Медведеве взгляд. Какой-то капитан, длинноносый, в круглых очках, ходил по пирсу, лениво любуясь радужной расцветкой залива.
Медведев прошел вдоль низкого борта стоящего у причала эсминца.
Длинные, полускрытые водой подводные лодки, как спящие аллигаторы, покачивались вдали. На рейде стоял белый английский корвет, белая шлюпка двигалась от его борта к берегу.
Группа громко болтающих англичан шла со стороны стадиона. Вслушавшись в быструю шелестящую речь, старший лейтенант разобрал: разговор идет о только что окончившемся футбольном матче. Англичане поровнялись с Медведевым. Черные клеенчатые плащи, бескозырки с очень высокими тульями и куцыми полями, у офицера — высокая фуражка. Офицер прошел, не козыряя, матросы посторонились, притрагиваясь к бескозыркам, смотря на Медведева водянисто-голубыми глазами, блестящими спортивным азартом и удивлением.
Они говорили о русском полярном городе, моряки которого только что выиграли матч у британской команды, пришедшей сюда с родины футбола.
Медведев сошел с мостков.
Прыгал прямо по камням, напрямик пересекая проспекты, торопясь к двухэтажному дому верхней линии, в который не заходил столько недель.
Пирамидка подгнивших ступенек, спускающихся с крыльца по обе стороны высокого подъезда. Сначала, приехав сюда, Настя, жена, всегда удивлялась: зачем здесь строят такие высокие крылечки. Потом, увидев полярные снегопады, решила: чтобы не занесло сугробами входную дверь…
Медведев вошел в подъезд. Как и раньше, открыта никогда не запирающаяся дверь в квартиру. Пустая передняя в холодном электрическом свете. На пыльной вешалке, в углу, неизвестно как сюда попавшая белая офицерская фуражка без эмблемы…
Медведев вынул ключ из кармана. Открыл комнату, столько времени стоявшую на запоре. И, только войдя в нее, удивился: зачем так торопливо, со смутным ожиданием чего-то нового, радостного пришел сюда?
Все здесь было — прежний, погибший уют и теперешнее глубокое запустение. Сквозь треснувшее от бомбежки запыленное стекло дневной свет падал на розовый шелковый абажур над столом, на полураскрытый зеркальный шкап, на две стоящие по стенам, аккуратно постланные кровати.
На одной из кроватей до сих пор лежал наспех увязанный клетчатый портплед. Настя сперва решила взять его с собой, а потом, когда загудели моторы над крышами и торопливо захлопали зенитки и бахнуло с рейда морское орудие, так и бросила на кровати. Стоял на краю стола сломанный оловянный солдатик, о котором Алеша так горько плакал — уже позже, на борту буксира…