В тот самый момент, когда тишина ночи разбавляется петушиными криками и звоном ведер, а небо становится синевато алюминиевым, в деревню приходит деятельный трудовой день. Так уж заведено, что время бодрствования человека здесь соотносится с режимом курятника. Спать ложатся с курами, с ними и поднимаются. В этот час и услышала Маланья вой из соседней избы. Настасья еще сладко спала, завернувшись в вытертое байковое одеяло. Старуха, не успев даже сменить ночную рубаху на платье, укуталась в огромный платок и со всех ног понеслась к Алевтине. Та сидела на крыльце и выла так, что дребезжали стекла в окнах. Лишь через полчаса успокоительных процедур Маланья наконец уразумела, что пропал Венька. В отличие от других деревенских ребятишек на рыбалку он не ходил – Алевтина боялась, что застудится. Со двора выходить в такое время нужды не было. Вот и обнаружилась пропажа сразу же. Будь на его месте кто другой, так и до вечера могли не хватиться, а то и на вторые сутки бы только заметили, что нет дитяти. Но болезненный Венюшка всегда был при матери, и деваться ему этим утром было некуда.
– Украли, украли, – все твердила Алевтина. – Вчера еще чужачку видела. Да что я... Сама ты с ней на кладбище и говорила. Ой, не понравилась она мне...
– Ты, Алевтина, ври, да не завирайся. И напраслину зря не возводи, – отрезала старуха. – Знакомая она мне. И спит еще, в горнице. Сама только что видела. А то, что Венька пропал, она и не знает еще. Собиралась утром с ним побеседовать.
Алевтина вскинула испуганные глаза, и на всем ее длинном бесцветном лице проступила решимость:
– Как это побеседовать? Не позволю!
– А чего уж не позволять? Дите искать надо, али забыла, что пропал? Далеко, небось, не ушел. Собирайся-ка, да я схожу оденусь, и пойдем.
Но ни в одном дворе, ни на речке Веньки не оказалось, хотя все остальные ребятишки от мала до велика пребывали в наличности. И тогда сама собой и всем одновременно пришла единая страшная мысль – дыра. Пижаму сына, валявшуюся на траве, Алевтина заметила сразу. С криком подхватила и принялась вытряхивать, словно надеялась в ней обнаружить свою пропажу. Поэтому не заметила, что Маланья застыла как соляной столб, а редкие кустистые брови на ее лице неудержимо поползли вверх. Казалось, что еще мгновение и вылетят они за пределы этой, повязанной платком, головы и закружатся над ней двумя белыми бабочками. Вдобавок, рот старухи распахнулся, она выкатила глаза и дрожащей рукой указывала на что-то в траве.
– А.... а..., – с трудом выдавила Маланья, и вдруг разразилась. – Это что же такое деется? Куда дыру подевали? Что за день, одни пропажи!