Электронные часы показывали уже без четверти три, самое глухое время, когда бороться со сном почти невозможно. Несколько полусонных встречающих, как и Надежда, слонялись по залу, возле памятника Петру бренчали на гитаре неугомонные туристы, развалившись на груде рюкзаков и спальников, да пара бдительных мешочниц-челноков пасла отару необъятных клетчатых сумок.
Вновь обойдя зал, Надежда остановилась возле лотка с разноцветными книжками. Небритый продавец проснулся и забормотал:
– Дама, возьмите любовный роман номер шестьсот четырнадцать – отличное чтение в дорогу…
– Что это за число такое магическое? – удивилась Надежда. – Поезд – шестьсот четырнадцатый, роман – шестьсот четырнадцатый… как-то это не к добру! Я, вообще-то, любовные романы не читаю, мне бы лучше детектив, да и не еду я никуда, я встречаю поезд.
– Ну, если детектив – возьмите Мымрину, «Похороненный в зоопарке», отличная вещь!
– Да ведь тут написано – серия «Детектив на ночь», то есть вместо снотворного, а мне бы, наоборот, чтобы не уснуть!
– Тогда возьмите Неспанского – «Загрызенные бульдозером». Леденящая кровь вещь! Вообще спать перестанете!
Надежда вежливо поблагодарила его и в сотый раз оглянулась на табло. На нем наконец появилась долгожданная надпись:
«Пассажирский поезд № 614 Москва – Петербург прибывает на третью платформу, правая сторона».
Узнав, что нумерация вагонов начинается «от Москвы», Надежда отправилась на платформу.
Пассажиры этого поезда разительно отличались от тех, кто приезжает на деловой традиционной «Красной стреле», представительном «Николаевском» или скоростном респектабельном «Р-200». Если на тех поездах из Москвы в Петербург прибывают хорошо одетые, энергичные, выспавшиеся деловые люди с маленькими чемоданчиками и большими бумажниками, постоянно курсирующие между двумя столицами, то на «шестьсот четырнадцатом» приехали люди, чье путешествие началось в горных кишлаках Таджикистана, в узбекских поселках или захиревших пограничных воинских гарнизонах, люди, преодолевшие тысячи километров и четыре границы, свыкшиеся с поездом, как с родным домом, и не ожидающие от будущего ничего хорошего.
Навстречу Надежде брели по перрону худые, сожженные солнцем таджички неопределенного возраста, нагруженные поклажей, как верблюды, и пытающиеся не растерять своих бесчисленных детей; седобородые аксакалы в замызганных ватных халатах и позолоченных тюбетейках; обиженные на весь мир военные отставники; растерянные узбеки с мешками чарджоуских дынь, запах которых мгновенно заполнил помещение вокзала, перебив тяжелые тоскливые запахи толпы – запахи немытых тел и бесконечной дороги.