— Откуда вы знаете?
Одного его прикосновения хватило, чтобы она начала плавиться, как восковая свечка. Какое странное ощущение, однако. Всегда думала, что состоит из плоти и крови, а оказалось — из мягкого воска.
— Знаю.
Она ему поверила. Ипатов, как никто другой, должен был знать о звездах все.
— Почему вы хотите показать мне звезды?
— Потому что ваши глаза должны как можно чаще смотреть на них.
И сердце у нее тоже восковое, уже почти расплавилось и растеклось по груди приятным живым теплом.
— Зачем?
— Чтобы звезды отражались в них.
— А что в них сейчас?
— Лед.
Больше они не говорили. Сели в машину, и «Мерседес» помчался по ночному шоссе. Звезды нашлись за городом: целая россыпь, бледно-голубая, мерцающая.
— Как их много, — проговорила Радмила, стоя с запрокинутой головой. — И как они далеко.
А вот Ипатов был близко. Стоял за ее спиной. Смотрел ли на небо, не знала, а обернуться назад — боялась.
Она впервые боялась… себя…
…Когда вернулась домой, часы показывали половину пятого утра. Со времен школьного выпускного, это была вторая в ее жизни бессонная ночь.
Не разуваясь, Радмила подошла к зеркалу и принялась изучать отражение. Свое? Не похоже. Она не похожа на себя. Это кто-то другой смотрел на нее из зеркального мира сияющими драгоценными аквамаринами.
Но новая внешность — не в счет.
Что с ней сделалось за каких-то пару часов? Кто изнутри перекроил Радмилу Туманову? И что конкретно из нее вылепили? Может быть, она теперь — голем?
Ей стало смешно, и она отправилась на кухню, открыла шкафчик и извлекла початую бутылку дешевого портвейна.
Надо было помянуть безвременно почившую прежнюю Радмилу Туманову…
Бедняжка это заслужила.
— Радмила, с добрым утром! Я вас не разбудил?
Ага, объявилась, наконец, причина всех бед! Молчавшая целых пять дней. У которой мерцающие агатовые глаза и длинный нос. Причина бесцеремонно разбудила ее в воскресное утро. Раннее-раннее. Единственный день, в который библиотекарша спокойно могла спать до обеда.
Будь она неладна, эта длинноносая причина!
— Нет, по воскресеньям я обычно страдаю бессонницей, — бухнула Радмила разъяренно.
— Я тоже страдаю… бессонницей. — Голос Феликса был полон веселых теплых ноток, которые ударяли в голову лучше шампанского. — Давайте пострадаем вместе.
— Ни за что! — Она вздрогнула. — Предпочитаю страдать исключительно в одиночестве.
— Тогда давайте вместе порадуемся. Есть повод.
— Да неужели?
— Ага. «ОптикЛайф», как я и предполагал, с энтузиазмом и бурным восторгом одобрила ваши дивные глазки и готова подписать контракт. С нами. И с вами, разумеется.