Минут через сорок вышел хирург. Он сгибал и распрямлял пальцы так, как делают на морозе.
— У вас какая кровь? — спросил у полковника.
— Красная.
Хирург не улыбнулся.
— Какая группа, спрашиваю?
Полковник ответил:
— Вторая.
— А у него?
— У него на руке браслет. Там все сказано.
Врач ушел в операционную, тут же вернулся.
— Подходит. Пойдемте со мной.
Через десять минут начали переливание из вены полковника в вену Климова. Лежали рядом: молодой человек на операционном столе, Герасим Юрьевич на высокой каталке. Климова уже перевязали. Врач сказал, что выкарабкается. Рана на вид страшная, а так — ничего особенного. Чуть-чуть задето легкое. Бывает хуже.
Внезапно Климов открыл глаза и поглядел на полковника так, словно они еще сидели в фургоне.
— На крюк напоролся, — объявил он совершенно нормальным голосом. — Крюков везде понавешали… А с вами что, дружище?
— Из меня кровь сливают, — ответил полковник.
— Свежачок — самое оно, — подтвердил хирург самодовольно, и его помощницы облегченно хихикнули.
— Я дня два-три проваляюсь, — сказал Климов. — К вам просьба, коллега. Позвоните по телефону (он назвал номер), передайте тому, кто ответит, где я. Скажите, порядок, образцы у меня.
Полковник сказал, что все сделает, и Климов тут же отключился.
— Поразительно! — воскликнул хирург. — Он контролирует наркоз. Вы такое видели когда-нибудь?! Да этого в принципе быть не может!
В точку попал, чистая душа. Такого не могло быть. Так же как не мог человек, истекая кровью, полночи трястись в фургоне по лесным колдобинам и даже не пикнуть, чему полковник сам был свидетелем. Многое не укладывалось в рамки обыкновенных представлений, если речь заходила о Климове, в чем Герасим Юрьевич впоследствии не раз убеждался.
Подробностей ночной вылазки (что за ангары? зачем туда понадобилось лезть тайно — ведь были еще советские времена с могущественным КГБ? кто ранил Климова?) Герасим Юрьевич не узнал и не пытался узнать. Как добросовестный служака, он хорошо усвоил одно из главных неписаных правил успешной службы: никогда не суй нос в чужие дела, если они не касаются тебя напрямую.
На сей раз поменялись ролями: полковник лежал на больничной койке, и Климов пришел, чтобы вернуть донорский долг. Это тоже соответствовало неписаным законам службы.
Проговорили недолго. Полковника чем-то напичкали, он норовил уплыть в страну грез. Но всю информацию, которой владел, Климову выложил. Гарий Хасимович Магомедов, он же Шалва, он же Буйнов, он же Тромбон, он же Петров-Водкин, житель Мелитополя, он же татарин Касым и прочее, — на нынешний день одна из центральных фигур крутого московского бизнеса. Уважаемый человек со всеми вытекающими из этого последствиями. За ним власть, капитал, газеты и телевидение, у него под рукой небольшая армия, и при нынешнем режиме его персона, разумеется, неприкосновенная. Официально занимается импортом спиртного (перекупил часть лицензии у Спорткомитета), а также гуманитарной помощью (кстати, недавно открыл бесплатную столовую на Сухаревке, говорят, там в подвалах оружейные склады), но натурально контролирует наркорынок, здесь его главные финансовые интересы. Он да двое-трое его подельщиков в регионах — самый крупняк по наркоте. С конкурентами расправляется беспощадно, по чикагской модели тридцатых годов. Слышал Климов или нет в своем захолустье, но два с небольшим года назад в Москве разразилась война между наркобаронами, первая такого масштаба и размаха. За считанные дни был выкорчеван конкурирующий клан неких чумаков, — тоже, кстати, оборотистые ребята. Шалва выкосил чумаков под корень, хотя, по оперативным сведениям, те снова потихоньку поднимают голову.