— Это пригодится? — спросил Герасим Юрьевич.
— Еще бы, — улыбнулся Климов. — Очень важная зацепка. Кстати, в тот раз утопили в пруду старика Гаврилу, а ведь я его знал.
— Ну да?
— Знал, знал. Чудесный старец, мудрец, гуру. Почти святой. Любопытная вещь. Почти в каждой крупной банде, особенно у восточников, обязательно найдется хоть один человек не от мира сего. В подробности его не посвящают, используют вслепую, как моральное прикрытие, но он всегда пользуется огромным авторитетом. Иногда сидит на казне. Гаврила Ибрагимович верил, что сородичи занимаются исключительно экспортом цитрусовых. С этим убеждением ему легче было тонуть… Спишь, Герасим?
Полковник не спал, но различал Климова словно через теневые очки: ему трудно было вести вразумительную беседу. Зато душа успокоилась. С блаженной гримасой спросил:
— Ты справишься с ними, Миша? Не убежишь в лес?
— Убегу, но попозже… Слышь, Герасим? Тебе сегодня же нужно отсюда убраться. Или мне этим тоже заняться?
— Все понял, не волнуйся…
Он не заметил, как Климов покинул палату, но осталось теплое чувство в груди. Приятно лишний раз удостовериться, что еще есть в Москве люди, с которыми не надо хитрить.
Из больницы Климов поехал на Чистые пруды, где в старом двухэтажном доме в глубине дворов за ним числилась однокомнатная квартира с лоджией и большой (10 метров) кухней.
Вошел с осторожностью, но скоро убедился, что все в порядке. Мебель на обычных местах, компьютер на столе мерцает потухшим оком, старенькое пианино в углу, бесконечные завалы книг и рукописей на полу под балконной дверью и на диване аккуратно разобраны. Нигде ни пылинки, чисто, даже герань на окне жива и здорова. Климов оставлял запасные ключи Дарье Михайловне, пожилой одинокой соседке, и она, добрая душа, не оставила квартиру своим попечением. Впрочем, здесь не хранилось ничего такого, что могло скомпрометировать Климова, ничего такого, что могло навести на след того, чем он занимается. Ни кассет, ни дневников, ни документов, хотя бы косвенно относящихся к службе. Зато накопилось много всякой всячины, по которой заинтересованные лица в случае нужды легко определили бы круг интересов хозяина и даже в какой-то степени его характер. По давней, но не исчерпавшей себя легенде выходило, что Климов — сотрудник КБ электролампового завода. Хобби — музыка и женщины. То есть по социальному портрету квартирант принадлежал к самой безобидной, безвредной категории граждан коммунистической эпохи — холостой инженер-жизнелюб с претензией на интеллект. Когда-то такая легенда была удобной, а нынче ни в какой вообще нет проку. Время хаоса и распада всех государственных структур и всех нравственных ориентиров само по себе является продуктивной и мощной мифологемой, в нее не вписываются отдельные человеческие сказки.