— Врубись, Ваня, — с жалостью сказал Вован. — Кто ты и кто он. Не будь смешным.
— Или ему отдам деньги, или никому, — уперся я. — У меня тоже есть причина.
— Он не просто псих, — вмешался Сереня, — он наглый. Подписывай бумагу, сволочь!
— Ничего не подпишу, пока не поговорю со Щукой.
Сереня размахнулся с правой руки, но я этого ожидал и подставил блок. Потом дотянулся и толкнул его в грудь. Вместе с табуреткой он свалился на пол и приложился затылком об угол газовой плиты. От резких движений со стола слетело несколько предметов, но бутылка коньяка устояла. Вован укоризненно покачал головой:
— Напрасно ты это сделал, мужик. Сереня не простит. Пойми, мы тебе лично зла не желаем, но работа есть работа. Подписывай купчую, пока он не очухался. Неужто еще пожить неохота?
В его голосе прозвучало что-то похожее на уважение.
— Неужели нельзя договорится без кулаков. Ты же, Вовик, культурный человек.
— Это тебя не спасет, Иван Алексеевич. Подписывай — и разойдемся миром. С Сереней уладим. Ну отвесит пару тумаков, не больше.
— Завтра принесу деньги в «Куколку». Не достану — подпишу. Щука согласится. Скажи, у меня важное сообщение. Касательно Шалвы.
— Касательно кого?
— Ладно тебе, Вовик, не темни.
— А ты не так прост, дядя Ваня?
Подозрительно долго не подававший признаков жизни Сереня наконец зашевелился и сел — спиной к плите. Обвел нас снизу ошалелым взором.
— Вставай, Серый, — позвал Вован. — Простудишься лежамши.
Сереня счастливо улыбнулся.
— Во вырубился, да?! Черепком о противень, — потрогал затылок, покряхтел. — Желвак вырос — с кулак. Ты же меня чуть не убил, сморчок.
— Отчаянный старикан попался, — похвалил меня Вован. — Хотя с виду не скажешь.
— Коньяк остался? — спросил Сереня.
— Целая бутылка, — успокоил Вован.
— Ну что, счас выпью, и будем дядю мочить?
— Погодим немного. Надо еще кое о чем покалякать.
— О чем, Вов? Он же невменяемый, — Сереня переместился за стол, налил полную чашку и махом выдул. На меня не глядел, будто я его больше не интересовал. Не понимал я этих ребят, нет, не понимал. В их поведении была какая-то иная логика, не внятная моему уму. Не первый раз с ними сталкивался — на дорогах, в магазинах, — и каждый раз они ставили меня в тупик. С виду обыкновенные молодые люди — сытые, ухоженные, редко повышают голос, — но все-таки иной раз возникает ощущение, что это пришельцы. То есть или они пришельцы, или мы — все остальное население, зачем-то задержавшееся на свете после окончательной победы рынка. Сосуществование почти невозможно: им тесновато, нам — страшновато. Для них Москва узкая, для нас тротуары чересчур просторны. Мнилось: укрыться, спрятаться от них можно за железными дверями квартир, но, как показал нынешний случай, это тоже иллюзия.