Озорничала, но в глазах разглядел что-то чересчур серьезное, чего вчера не было.
— Отец твой меня вызвал.
— Да, да, он ждет тебя, там, в комнате… Почему ты вчера не пришел?
— Вчера вся ваша шарашка накрылась, вместе со Щукой.
— Как это? — изумление, смешанное с недоверием.
— Да вот так это. Некоторых постреляли. Щуку утянули в милицию. В тюрьме теперь будет плавать.
— Иван, что ты говоришь? Разве так шутят!
Отстранилась, пригорюнилась, испуг проступил светлым румянцем.
— Какие там шутки. После подробнее расскажу. Ты поедешь со мной?
— Спрашиваешь! У тебя же за две недели уплачено.
Повела к отцу. Тот сидел в плюшевом кресле под горящим торшером, с газетой в руках. Длинный, до пят, шелковый халат зеленого цвета, на голове некое подобие испанской шапочки, в зубах трубка. Встретил радушно. Затряс бородой, крепко пожал руку, уперся взглядом за спину, где пританцовывала Оленька.
— Присаживайтесь, Иван Алексеевич, милости прошу. А ты, деточка, оставь нас, пожалуйста, ненадолго одних.
— Папа!
— Иди, иди, приготовь нам кофе.
Оленька гордо удалилась, состроив на прощание утомительную гримасу. Валентин Гаратович, сделав мучительную, но неудачную попытку посмотреть мне в глаза, начал так:
— Вы, наверно, знаете, Иван Алексеевич, что Олюшка у нас единственная дочь?
— Да, вы говорили в прошлый раз.
— У вас у самого есть дети?
— Да, несколько.
— Тогда не стоит объяснять, что такое отцовские чувства. Скажу откровенно Оля — послушная, умная девочка, она никогда не доставляла нам с матерью хлопот. Училась хорошо, поведение примерное, да вы сами видите. Семья у нас небольшая, но дружная и достаточно обеспеченная. Лишений она никаких в своей жизни не видела. Не берусь судить, хорошо это или плохо. С одной стороны, конечно, хорошо, но с другой… Семейное благополучие иногда создает у ребенка ложное представление о реальности. Олюшка никогда не сталкивалась с изнанкой жизни, мы с матерью тщательно оберегали ее психику — и вот представьте наше удивление и, я бы даже сказал, потрясение, когда она вчера заявила, что покидает нас.
Писатель обиженно засопел, зажег спичку и попытался раскурить трубку. Результат получился загадочный. Трубка не взялась, но дым вдруг пошел у него из ушей.
— Иван Алексеевич, вы понимаете, о чем я? — его взгляд прошелся по моим волосам.
— Она куда-то уезжает?
— Не надо, Иван Алексеевич. Мы с вами пожилые люди. Она заявила, что переезжает к вам. Или вы не в курсе?
— Первый раз слышу.
— Ах даже так! Интересный вы, однако, человек. Может быть, у нее спросим?
— Зачем же, я верю.
— Чему верите?