— Машину поставь около ларька, — передал я распоряжение Полины.
— Когда?
— Прямо сейчас.
Наш отходный маневр был незамысловат, как детские жмурки. На лифте поднялись на девятый этаж и проникли на чердак. Накладной замок Полина вскрыла то ли маникюрными ножничками, то ли неведомой мне суперотмычкой, умещающейся в ладони. Видимо, мне еще многое предстояло узнать о ее способностях. Наш дом располагался буквой «Г», и по чердаку, минуя груды строительного мусора, ни разу не поранясь, мы добрались до левого, укороченного крыла. Здесь, чтобы открыть дверь, пришлось потрудиться. Врезанный замок не поддался отмычке, а мои нелепые попытки высадить дверь плечом, привели нас обоих в уныние. Я уже решил, что придется возвращаться несолоно хлебавши, но Полина деловито бросила.
— Отойди, Миша!
Пистолет в ее маленькой ручке лежал так же уверенно, как в моей — карандаш. Тремя выстрелами она вышибла замок, и от каждого у меня лопался крошечный сосудик в мозгу.
Из подъезда выглянула, как мышка из норки.
— Порядок! Чисто! — и через минуту мы очутились в уютном салоне Володиного «жигуленка». Только тут я заметил, что в лице Полины не было ни кровинки. Я таких бледных женщин вообще никогда не видел, разве что Киру Михайловну, соседку с нижнего этажа, когда ее выносили в гробу.
— Что с тобой, Поля?
— Плечо! Ничего, уже прошло.
Володя вырулил к проспекту Микояна. В салоне, несмотря на открытые окна, стоял перегарный столб. Я поглядывал назад: погони не было. Полина прижалась ко мне, глаза прикрыты. Но даже сквозь веки я чувствовал их синий отчаянный огонь. Непостижимая женщина. Володя завел светскую беседу:
— Теща совсем охренела. Придется, видимо, усыплять. Знаешь, к чему придралась? Думаешь, к тому, что выпил? Как бы не так. Мусорное ведро утром не вынес. Изуверка старая. Вас куда везти?
— К метро, — сказал я неуверенно. Полина открыла глаза.
— Володя, вы не могли бы подбросить нас за город? Пятидесятый километр по Минскому шоссе.
— В Баковке у меня когда-то была пассия, — вспомнил Володя. — Переводчица из техотдела. Знойная женщина. Вышла замуж за американца. В Штатах сделала прекрасную карьеру. Стриптизерка на Брайтон-Бич.
— Переписываетесь? — спросил я.
— Отвезти можно, — сказал Володя. — Но с условием. Если менты тормознут, штраф платите вы.
Полина издала вкрадчивый смешок. За окружной ей полегчало, щеки порозовели. Неслись мимо бледно-серые подмосковные леса, обезлюдевшие деревни, талые поля… Под этот пейзаж кто только в России не помирал, но на меня скользящее под колеса матовое мокрое шоссе (как немцы-то постарались!), блеклое небо в темных проплешинах, сырой сквозняк в разгоряченный лоб — подействовали воскрешающе. Я уже не казался себе таким идиотом, как час назад. Ситуация, когда благонамеренный, в летах гражданин, распушив перья, дуриком устремляется за очаровательной, стреляющей во все, что попадется на глаза, бандиткой, представлялась скорее забавным анекдотцем, столь любезным сердцу замордованного «мерзостями жизни» русского обывателя. Даже если, судя по всему, разворачивался последний виток моей житейской беготни, было ли о чем горевать…