Полина оценила текст своеобычно.
— Ты хороший писатель, Мишенька, — объявила с сочувственной улыбкой. — Но зачем писать о тех, кого не знаешь. Напиши лучше обо мне. Про таких людей расскажу — все твои поручики покажутся сизыми голубями.
— Не сомневаюсь, — буркнул я. Я был не в тех годах, когда чей-то скороспелый суд задевает самолюбие, но все же, вероятно, надеялся, что между нами протянется ниточка духовного взаимопонимания, но и тут ошибся. Увы, пора признать, мое худосочное сочинительство если когда-то кого-то и приводило в поэтический восторг, то только меня самого.
…День прошел в домашних хлопотах и затяжных чаепитиях. Из дому почти не выходили, то есть я иногда высовывал нос под моросящий дождик, а Полина — ни разу. Большей частью лежала на кровати и о чем-то сосредоточенно думала. Для нее во всем происходящем был какой-то неведомый мне смысл, а для меня? Если не считать того, что вчерашняя, довольно устоявшаяся, жизнь в одночасье рухнула, то абсолютно никакого. Все, что случилось в эти дни, напоминало театр абсурда, и утешало лишь то, что у дурной пьесы, затеянной каким-то могущественным шутником, намечался вполне логичный финал: башку мне, разумеется, открутят, хотя не совсем понятно, каким способом, в каком месте и в котором часу. Самое удивительное, что меня это почти не волновало. В затерянном в подмосковных просторах дачном домике я чувствовал себя сильным, молодым и счастливым, каким не был и на заре туманной юности. Вот загадка, у которой нет объяснения.
К вечеру, в сумерках прибыл гость — Кузя из Москвы. Я не услышал подъезжающей машины, гулко громыхнуло во входную дверь, и в ту же секунду Полина очутилась в сенцах, с прижатым к бедру пистолетом.
— Отвори,— кивнула, казалось, не разжимая губ. Сомнамбулически двигаясь, я отомкнул засов и толкнул дверь, но Кузя, видимо, отлично зная повадки хозяйки, не полез под пулю. Истошно завопил снаружи:
— Это я, Полина Игнатьевна! Я — Кузя!
Полина вышла на крыльцо и укорила пришельца:
— Что же ты подкрадываешься, как тать? Далеко ли до беды?
Кузя радостно улыбался:
— Машину оставил в поселке, как вы велели!
— Ну входи, раз так.
Кузя привез визы, паспорта и билеты на завтрашний рейс «Москва-Париж». Полина уединилась с гостем, а я, без интереса проглядывая на кухне документы, наткнулся на приятный сюрприз: по ним выходило, что не далее как месяц назад я сочетался законным браком с женщиной по имени Полина Игнатьевна Савицкая. Ну вот и славно, подумал я.
Кузя пробыл недолго. Поужинать отказался, но чайку попил. Взгляды, которые он бросал на Полину, были красноречивее слов. Он действительно был ее рабом. Я попытался его разговорить, но это было то же самое, что приласкать сторожевого пса, который млеет у ног обожаемого хозяина. Скажи ему Полина «Фас!» — и он без промедления кинется и перегрызет глотку. Такое я наблюдал впервые. Но внешне чаепитие складывалось благопристойно. Я попросил Кузю заехать на квартиру и забрать кое-что из необходимых вещей, объяснив, где что лежит. В ответ — косой быстрый взгляд и, ей-Богу, глухое утробное рычание. Полина милостиво распорядилась: