— Заткнись. Иди сюда!
Костя слез с кровати и пришлепал к нам.
— Держи ему голову. Крепче держи! Я ему сейчас глаз выколю.
Костя послушно ухватил меня за уши, а пахан двумя растопыренными пальцами ткнул в морду. В глаза не попал, но было больно. Я завопил дурным голосом, напружинился и сбросил пахана на пол. Там он обо что-то чем-то ударился с таким звуком, словно разрубили полено. Костя сказал:
— Не сердись на него, Миша. Побесится и перестанет. У него припадки короткие.
— Ну конечно, он же мне глаз выколет, не тебе. Зачем ему помогаешь?
— Вынужден, — вздохнул Костя. — У него контрольный пакет.
— Ну, суки! — взревел с пола пахан. — Теперь обоих буду мочить! Осуществить угрозу он не успел. Видно, мы чересчур расшумелись: дверь открылась, вспыхнул верхний свет, и в комнату ворвались два санитара — дюжие ребята в форме омоновцев. Они не стали разбираться, кто прав, кто виноват, — действовали, как при задержании. Комната вмиг наполнилась мясницким покряхтыванием, воплями и стонами. Мы все трое получили свою долю тумаков. Больше всего досталось пахану. Когда его подняли с пола и враскачку швырнули на кровать, он хрястнулся башкой о стену и затих, возможно, навеки. Не удивлюсь, если в стене останется вмятина. Так и не произнеся ни слова, санитары-омоновцы исчезли, свет погас, и дверь захлопнулась. Я отделался двумя-тремя мощными ударами в брюхо и через несколько минут уже смог разговаривать.
— Костя, ты как там? — окликнул приватизатора.
— Ногу никак не разогну. Не поможешь, брат?
Кое-как, постанывая, подошел к его кровати. Действительно, правая нога у него была противоестественно подвернута за спину и пяткой торчала из-под левого бока. Перевернув Костю на живот, с большим трудом я распрямил ногу вдоль туловища.
— Нога полбеды, — утешил я. — Вон Гену, кажется, вовсе укокошили.
— Нет. Пахана нельзя убить. Он бессмертный.
Оказывается, в той палате, где они лежали прежде, пахан тоже каждую ночь качал права, и каждую ночь его беспощадно вырубали, а у него до сих пор ни одной царапины.
— Утром сам увидишь. Миш, а ты правда писатель?
— Правда.
— Я не для понта спрашиваю, — оживился Курочкин. — Может, мы с тобой сгоношим одно маленькое дельце.
— Какое?
Костя загадочно ухмыльнулся:
— Не-е, пока рано говорить. Надо еще с Юрием Владимировичем посоветоваться.
Несмотря на побои, голова в этот ночной час была у меня свежая, как с грядки.
— Послушай, Константин. Ты бежать отсюда не пробовал?
— Зачем? Тут лучше. На воле уже все приватизировано. Да и потом, я-то могу хоть завтра выйти. А ты навряд ли.