Плохо, что Борька, паразит, затаился: почти месяц ни слуху, ни духу. Несколько раз звонил ему — все не застать, путается где-то… Да найдется! С ним такое и раньше случалось: пропадет, появится. Куда ему деться-то, карнаухому?
Слава Богу, что тогда, в прошлом году, еще хоть так обошлось: Борькиным рваным ухом, моей выгоревшей квартирой и сменой фамилии. В общем-то, если трезво разобраться, легко отделались. Как говорил Карлсон: пустяки, дело житейское. Да и забываться уже все потихоньку стало, покрываться дымкой, зарастать, как те стежки-дорожки, еврейской «мохэм-травою».
С деньгами, правда, проблемы…
Так они у меня всю жизнь! Не деньги — проблемы. Невезучий я на деньги, неудалой.
Завтра наведаюсь на Сенной рынок, пошатаюсь среди знакомой торговой публики, может, какая-нибудь работенка и наклюнется. А то ведь, в самом деле — под лежачий камень портвейн не течет.
Город был наводнен, или лучше сказать «наспиртован», веселящей жидкостью до предела. Чисто «самопальные» и не очень «самопальные» водки, настойки, наливки, ликеры разливались в бутылки едва ли не в каждом подвале и сарае. Грузовики-спиртовозы, железнодорожные цистерны из дальнего зарубежья и бывших братских республик шли в город непрерывным потоком, обеспечивая утоление ненасытной жажды миллионов россиян и занятость десятков тысяч людей. Объемы огненной воды измерялись кубо-километрами. И хотя цены на сивуху за последние годы сильно не поднялись, деньги в этом деле крутились очень большие, астрономические деньги.
Отказавшееся в начале своего зарождения от монополии на водку, юное российское государство наконец-то хватилось, включило свои механизмы принуждения и насилия. Но остановить раскрученный маховик рыночной ликеро-водочной стихии оказалось непросто. Энергия этого маховика оказалась столь сильна, что затягивала в свою орбиту и разрушала любые неокрепшие государственные структуры и механизмы.
Говоря более простым языком — государственные чиновники, призванные восстановить государственную монополию, или на корню «покупались», или, что также иной раз случалось, попросту уничтожались. Физически.
Но государство, когда костлявая рука кризиса реально сомкнулась на тощей шее демократии, осознало значительность своих потерь и решило не уступать. Государство подключало к винно-водочной войне все новые и новые силы. Борьба шла с переменным успехом, но сивушные дельцы хоть и были обречены «по определению», не сдавались.
В процессе борьбы веселящая влага, произведенная не на «казенных» заводах, конфисковывалась государственными структурами десятками тысяч тонн. Водка, спирт и прочие алкогольные продукты, конфискованные обэповцами, собровцами, руоповцами и другими милицейскими подразделениями, после соответствующей экспертизы и непременной дегустации самими конфискаторами в конечном итоге должны были уничтожаться путем слива в канализацию. И уничтожались. Путем слива. Иногда. А иногда не уничтожались, но исчезали в неизвестное никуда.