— Я все равно как раз будить тебя хотела, — сообщила Лариса.
Рассвело, костерок погас, выпуская последние струйки дыма. Кирила Кирилыч щурился на солнышко и лепетал нечто неразборчивое.
— Как вы меня задолбали, говорит, — перевела Лариса и улыбнулась. — Ну, что, убийца чудовищ. Волки, похоже, и в самом деле ушли.
— Наелись, наверное, вот и ушли, — предположил Антон.
— Да нет, думаю, это ты их так напугал. И вожака такого матерого завалил. Решили не связываться.
— А ведь люди бы так просто не ушли, — заметил Фрэнсис, вертя в руках разбитый ИЖ.
— На то они и люди, — сказал Антон. — Брось ты каку, с ним все равно уже ничего не сделать.
— Уберу в рюкзак, — покачал головой негр. — Мало ли, все же лишний ствол. А ложе и починить можно.
— Не лень — таскай, — махнул рукой Антон.
Дальнейший их путь проходил без происшествий, а его венцом стал ржавый указатель с почти нечитаемой надписью, гласившей, что до Мокрушино три километра. Указатель они увидели сразу, как только выбрались из лесу на дорогу.
Отряхивая со штанов репьи и колючки, Фрэнсис спросил:
— Теперь куда?
— Я уже говорила: в Мокрушино не пойдем. Нечего там делать, лишние неприятности нам ни к чему. Будем искать аэродром, а уж потом, если возникнет необходимость, можно и Мокрушино навестить.
— Веди нас, Сусанин-герой, — проворчал Антон.
— Давайте пока по дороге, вон туда, — показала Лариса в противоположную от Мокрушино сторону. — Там должен быть поворот на проселок.
Еще до поворота они обнаружили совершенно раскулаченный «КамАЗ», который уныло торчал на обочине. С машины сняли практически все, что можно: осталась рама, тяжелый двигатель, который утащить нелегко, обода колес и еще какие-то ржавые железяки, рачительным мародерам не понадобившиеся.
— Качественно растащили, — отметила Лариса, и Кирила Кирилыч что-то радостно завопил, видать, соглашался с мамашей. — И ведь недавно, наверное, если не в этом году уже… Отец, помню, когда начинал служить в Германии, в группе советских войск, так они во время учений машину поломавшуюся на трассе оставили. Вернулись через три дня, думали, там уже половины нету, а немцы даже бензин и тот не слили.
— Это когда было… А сейчас те же немцы, поди, друг друга точно так же жрут, — резонно сказал Антон.
Поворот на проселок они обнаружили с трудом, настолько он зарос. Дорога выделялась среди леса только тем, что деревья были поменьше и сидели пореже. Колея уже почти не просматривалась.
— Вот сюда и пойдем, — сказала Лариса.
Но тут из орешника вышел пожилой мужик довольно приветливого вида, в цветастой выгоревшей рубахе, с травинкой в зубах. В руках — туесок.