Лариса тем временем бросилась к ящикам и контейнерам, стоявшим у стены, как и в первом ангаре.
— Оно! Здесь баллоны! — закричала девушка, стукнув кулаком по фанере.
— Да не ори же ты! — попытался опять урезонить ее Фрэнсис.
— Двигатель ищи, — напомнил Антон.
— Вот он, двигатель, — Лариса метнулась от ящиков к гондоле, провернула изящную лопасть винта. — Вот! Блин…
— Что? — напрягся Антон, уже понимая, что услышит в ответ.
— Газотурбинный.
В этот момент оставшийся снаружи Ярик дико закричал.
Слушай же упрек, ясно различимый в каждом дуновении ветерка; горе тому, кто не способен его услышать. Стоит только тронуть струну или изменить лад — и гармоническая мораль поражает наш слух. Немало назойливого шума на отдалении становится музыкой, великолепной сатирой на нашу жалкую жизнь.
Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»
— Ну и как тебя зовут, боец? — спросил Матрос, отхлебывая из чашки. Судя по далеко распространявшемуся аромату, там был вовсе не спирт, а липовый чай с медом.
— Антон, — сказал Антон.
— Антон… — словно перекатывая слово на языке, произнес Матрос.
Они беседовали в маленькой, но уютной комнатке в Мокрушино. Раньше здесь было что-то вроде администрации. Наверное, сидел какой-то здешний начальник мелкого пошиба. На стене до сих пор криво болтался портрет последнего президента.
«Где-то ты теперь, старина, — с горечью подумал Антон. — Сидишь в бункере, в лучшем случае, а я тут, как последняя сволочь, сдаю своих…»
— И что ты, Антон, умеешь? Откуда ты, Антон, к нам пришел? Что ты, Антон, от нас хочешь?
Примерно такие вопросы и ожидал Антон после того, как вернулся из печальной экспедиции к аэродрому, перемахнул стену у кузни Леонидыча, где сделать это было легче всего, и подошел к блокпосту на шоссе у Мокрушино.
— Умею я мало, — честно сказал Антон. — Из Новосиба. Убил пару человек и волка. Сам я, если чего, клоун.
— Хто? — Матрос аж привстал в автомобильном кресле, откуда-то скоммунизженном и поставленным на четыре деревянные ноги.
— Клоун. Точнее, учился на артиста, даже в театре играл, в Новосибирске. В «Глобусе». Играл, кстати, и классику. Меркуцио, Вожеватов в «Бесприданнице», Тузенбах в «Трех сестрах». Мне режиссер, между прочим, будущее большое предрекал… — говорил Антон, ощущая явное дежавю.
— Клоун, — Матрос сел, отхлебнул из чашки. — Так зачем пришел-то?
— Ты звал, — сказал Антон.
— Так ты ж не хотел.
— Передумал.
— Передумал… — повторил Матрос и пожевал губами.
Сидевший в углу на табуретке Золотой — Антон уже знал, что это Золотой — сказал:
— Фокус покажи, если кловун.