Интернат наш был далеко от фронтовых действий, но погибнуть мы могли в любой момент, как на фронте. Я уже упомянула, что разместили нас в пустовавших домах бывших священников, судьбы которых, уверена, мало чем отличались от судеб тысяч других священнослужителей: лагеря, расстрелы… Заброшенные дома обветшали до такой степени, что массивные потолочные балки над комнатой, которая служила столовой, прогнулись и грозно нависли над головами ребят. После завтрака они убежали в школу, а я, в тот день простуженная, осталась одна. Мне категорически запретили входить в «опасную» столовую, велели оставаться в спальне. Комнаты разделялись небольшой прихожей. Было скучно сидеть в пустом доме. И я решила, несмотря на запрет, все-таки зайти в столовую и взять лежавшие там карандаши, чтобы порисовать. На пороге столовой, взглянув на прогнувшийся потолок, непроизвольно отступила на два шага к спальне. И тут… потолок рухнул! Сгнившие от времени бревна обвалились… Все заполнилось дымом и многолетней пылью, так что прибежавшие на грохот воспитатели из соседнего дома не смогли сразу увидеть меня, забившуюся от страха в дальний угол спальни. Видимо, ангел-хранитель отвел от меня ту беду.
А если бы бревна рухнули на полчаса раньше?! Сколько бы маленьких гробиков пришлось оставить на деревенском кладбище!..
В той же спальне я пережила еще одно потрясение. Весной, когда голод особенно одолевал, мы, дети, ели даже траву. Особенно по вкусу нам пришлись «песты». Это «молочные» побеги травы, которая напоминает карликовые, еще не разросшиеся елочки. Безвредные, но не утолявшие голод побеги. Поэтому мальчики, испытывавшие голод острее девчонок, рвали все, что было зеленого цвета и сжевывали без раздумий. Несколько парней, не ведая, «что творят», наелись досыта белены. Помните, в пушкинской «Сказке о рыбаке и рыбке»: «Что ты, баба, белены объелась?!» То есть, ты что, с ума сошла? Так вот, один из тех парней съел белены столько, что я, узрев его, обалдела: на четвереньках вползал он к нам в спальню с обезумевшими глазами и пеной у рта. Несчастного с трудом откачали в больнице на станции Оричи. Ну и страху же я натерпелась от этого зрелища!
Ранней весной старшие дети в поисках хоть какой-то еды отправлялись и на колхозное гумно, где осенью молотили горох. За зиму горошины разбухали и прорастали. И колхозники выпускали туда свиней подкормиться… Мы же, голодные не меньше, чем эти поросята, отталкивали их пятачки и сами выцарапывали из талого снега проросшие горошины и тут же запихивали их в рот.