Я вновь убедился, что точность не только вежливость королей, но и нрав моей мамы… Она с ходу нас успокоила: абитуриентов встречают гостеприимно.
— Мне кажется, Аню здесь ждут… Я заглянула в аудитории, научные кабинеты, в библиотеку. Сама бы каждый день сюда приходила! — с добрыми, всегда обнадеживающими интонациями взбадривала нас мама. — Я утром спешила и забыла позавтракать. — Для нас накрыть стол она не забыла. — Так что не беспокойтесь: я тут немного перекушу…
Громовой взрыв оборвал мамин голос. Гробовая тишина сжала комнату. Трубка выпала у Ани из рук.
— Что с бабушкой?!
Дебора схватилась за голову. И только я застыл, онемел… не мог шевельнуться, не мог проронить ни звука.
— Я пережила их в три раза. Больше чем в три… — проговорила мама. — Они погибли. А я жива… Зачем?
— Как зачем? А мы?! — воскликнул я. Мама привычно махнула рукой.
— И без меня обойдетесь…
Аня зарыдала:
— Не обойдемся! Без тебя мы не сможем…
— Не сможем, — подтвердила Дебора.
Когда мы ворвались в палату, мама сперва чуть слышно, но по привычке своей успокаивающе сообщила:
— У меня легкое ранение… Совсем легкое. — А потом принялась повторять: — Их, которые были вблизи от меня, уже нет. Я прожила три их жизни. И даже больше! Пусть их мамы меня простят…
— За что же прощать? За что? — в ответ не прекращала возражать Аня.
— Что было бы, если б я тебя с собой захватила?
— Но ты же не захватила…
— Если б Аня оказалась рядом со мной… там, где были они… Разве можно себе это представить?
Нет, мы с Деборой вообразить себе этого не могли.
— А я почему-то жива…
Внезапно, совсем уж впервые, голос ее обнаружил себя все заглушающим криком. Крик переполнил собой палату и вырвался далеко, за окна:
— А террористов, которые их сгубили, я ненавижу! Не-на-ви-жу… Пусть будут прокляты!
По квартире мама стала передвигаться еще тише, еще незаметней, чем прежде. Задумчиво, виновато…
И из жизни она вскоре ушла безмолвно, во сне, никого не разбудив… Истомленное заботами и бедами сердце остановилось.
Медсестра, которая принесла новорожденного Зяму в палату к Берте Ароновне, убежденно произнесла:
— Он — красавец!
Так она называла всех новорожденных мужского пола. А женский пол был представлен исключительно красавицами. Но догадываться об этом Берте Ароновне не хотелось.
Медсестра принялась заигрывать с Зямой: подмигивать ему, кокетливо ворковать. «Моего сына погубят женщины!» — решила Берта Ароновна. И эту тревогу пронесла через всю свою жизнь.
Прежде она внушала себе, что женщины непременно погубят ее мужа. И держала его не на коротком, а на кратчайшем поводке. С таких поводков, как известно, срываются… Берте Ароновне это известно не было. И все же она придумала целую систему профилактических действий.