Сегодня Катя продолжала посвящать меня в нечто сокровенное, понизив голос до абсолютного шепота:
— Но этот наш одноклассник не безразличен Далии… Более того, она в него со страшной силою влюблена. Выдаю ее тайну. Это грешно… У меня не может быть от тебя своих секретов. Свою!.. Но, видишь, даже чужие тебе раскрываю. Поскольку они все же связаны и со мной. — Иначе бы, значит, она себе этого не позволила. — У меня есть план, которым тоже с тобой поделюсь. Хочу убедить этого парня, что Далия лучше меня. Что я не стою его поклонения, а Далия стоит!
— Разве в этом можно «убедить»? — удивилась я.
— Докажу, что у нее прекрасный внутренний мир. С моим не сравнить…
— Разве влюбляются во внутренний мир?
— Ну, и внешность Далии преобразую… Она ей значения не придает. Это ошибка. А я заставлю… Я переделаю!
«Преобразую», «заставлю», «переделаю»… Мне вспомнился Бернард Шоу и его знаменитый «Пигмалион». В Катины интонации пробились властные нотки. Она, похоже, замыслила добиться своей цели любой ценой.
«Любая цена», я думаю, ни для какого замысла не годится. Но, может, все-таки во имя добра… Нет, и всякое «во имя» меня настораживает. Придется следить, чтобы «цена» не оказалась для Кати рискованной.
— Мечтаю, чтобы подруга стала счастливой. Ты понимаешь? Некоторые наряды свои ей подарю. Не «дам поносить», а вручу насовсем.
Я имею претензии ко вкусу дочери: он слишком уж безупречен. Одевалась бы не столь привлекательно — и мне было бы поспокойнее. Так я думаю, желая уберечь Катю от преждевременных обожаний.
Внезапно и она в нашем разговоре вернулась к запискам, понизив голос до вовсе уж еле слышного:
— Для начала скажу Далии, что все эти записки — только не удивляйся! — адресованы ей. В них ведь имя мое — наверно, в целях конспирации — не упомянуто.
Я встрепенулась:
— Это же авантюра!
— Назовем это фантазией. Которую я уже стала превращать в действительность. И превращу!
Опять появились властные нотки. Нежность и мягкость дочь сплавила с неотступной твердостью, кого-то изобретательно оберегая, поддерживая. «А ее кто-нибудь, кроме меня, возьмется поддерживать, защищать?» — одними и теми же загадками мучаю я себя.
— Далия обретет радость, а может, и счастье. И он вместо безответной любви познает любовь взаимную.
«Неплохо, также, что дочь будет ограждена от притязаний незрелости, которая слепо принимает первое увлечение за ниспосланное навечно. И это грозит порой ужаснейшими последствиями!» — подумала я. Предотвращать подстерегающие дочь неприятности стало моим наваждением.
Катя меж тем продолжала излагать свои новые изобретательные намерения: