Как психолог я, полагаю, безошибочно определял, к какому хирургу на операционный стол не опасно ложиться, а к какому рискованно. К этому было можно…
В чем-то наши призвания оказались схожи: мы оба стремились избавлять своих пациентов от беспощадных недугов. Про недуг, коему отваживался противостоять я, написал Пушкин. О чем я уже поминал… Об онкологии же поэт ничего такого не высказал, поскольку в его пору ведали о том «раке», который попугивал лишь своими клешнями, но которого, сварив, с аппетитом съедали, а того, который, как говаривали, «съедал людей» еще толком Не разглядели.
Мне чудилось, что она предстоящей операции рада: ее жизнь у него в руках! Может, и после Валентин не захочет ее из рук своих выпустить?!
Сквозь сероватую бледность нерешительно пробивалась прежняя, будто юношеская, девичья атласность… Казалось, Света готовилась не к операции, а к долгожданным свиданиям. Ведь она будет смотреть на него вблизи! А после заснет возле него… почти как раньше. Пусть и под наркозом. А позже…
Сумасшедшая любовь опять обрела надежду. Она благословляла болезнь.
— Откровенно говоря, успели в последний момент. Если б еще чуть-чуть… Но ты спасена! — первым сообщил Светлане бывший муж, как только она очнулась от наркозного забытья.
По мнению Светы, Валентин был «спасителем». И он вновь подтвердил это мнение.
А она подумала: «Так дорожить моим здоровьем, моей жизнью может только обожающий человек. Давно надо было заболеть!»
…Послеоперационное пребывание в больнице Света силилась максимально продлить: они виделись не по воскресеньям, а каждый день! «Так, постепенно он снова привыкнет…»
Но все же нагрянул час, который она оттягивала, — медсестра, как о сюрпризе, ей объявила:
— Завтра мы вас выписываем!..
Вскоре в палату пришел Валентин. По-мальчишески раскинувшись на белом палатном стуле, он, преодолевая усталость, удовлетворенно вздохнул.
— Откровенно говоря, измотался я до предела. От нависавшей угрозы. От неотвязных дум о твоей болезни… — А ей послышалось: «От неотвязных дум о тебе», — и она улыбнулась. — Надо бы отдохнуть. Или, вернее, передохнуть. Рвану дней на десять к морю, к теплу…
— С ней? Туда, где крутилось «чертово колесо»? Он кивнул, так как общался с ней и с окружающим миром лишь «откровенно говоря».
— Ты предал меня.
— Я знаю. Тем, что…
— Нет, не этим, — перебила она.
— А чем же?
— Тем, что ты меня спас.
Быть может, впервые она решилась на печальный упрек.
От автора. Сюжет этот почти документален… Его много лет назад поведал в кругу писателей врач-психиатр, не назвав, естественно, подлинных имен и фамилий. Может, кто-то об этом уже написал… А я на расстоянии десятилетий заново расслышал психиатра и постарался воссоздать ту историю по-своему.