Потребность порождала боль, которая за последние полгода становилась все сильнее и невыносимее. Словно само будущее вставало перед ней, достаточно было протянуть руку и ухватить. Каждый раз, когда Риган пыталась поговорить об этом чувстве с Мейри, одной из трех старейшин, та туманно начинала разъяснять ей, для чего она нужна всему поселку.
И Мейри, и другие старейшины хорошо понимали, что имелось в виду, но Риган имела собственное мнение на этот счет. Пусть они разорвут ее надвое, но она уйдет! Что-то настойчиво манило отсюда Риган, но пока она не знала, что именно.
Кроме того, существовал пергамент, который Риган случайно обнаружила в сундуке у Мейри. Лист был настолько стар, что его края крошились при прикосновении пальцев. Расплывшиеся строки были написаны на гэльском. Риган никогда не читала на этом языке раньше, но что-то помогло ей уяснить смысл слов. Она просто поняла их. К удивлению, расплывчатый текст не стал помехой для Риган. Сначала она прочитала свое имя, затем открыла для себя, что родом совсем не из Лох-Оу, а пришла сюда вместе с друидами с гор Фоннеа. В пергаменте не было ни слова ни о родителях Риган, ни о том, зачем она оказалась в Лох-Оу, ни о том, что же заставило родителей прогнать ее из дома. Живы ли они? Была ли у нее другая семья?
На пергаменте было так мало складывающихся в предложения слов, что число вопросов только увеличивалось. И все эти вопросы скопом проносились через ее разум, голова раскалывалась от предположений и гипотез. Риган всегда относилась к Мейри как к матери и очень хотела получить от нее разъяснения. Но ответы старейшины, как обычно, были уклончивы. Словно получив подсказку от волшебного пергамента, Риган почувствовала ложь в словах старухи, но не поняла, какую именно. По какой-то причине и Мейри, и остальные старейшины лгали Риган о ее прошлом. Но зачем? Что в нем было такого ужасного?
Невзирая ни на что, она желала лишь одного — правды, но Мейри не хотела раскрывать тайну даже намеком. Сколько бы раз Риган ни приступала к старейшине с расспросами о родителях, она получала один и тот же ответ, слышанный не первый год, — ее нашли метавшейся в лихорадке, спасли и выходили. Такое же объяснение следовало, когда она заводила подобные разговоры с другими старейшинами. И если они из года в год лгали о ее происхождении, то кто знает, в чем ее обманывали еще?
Риган поместила пергамент среди собственных вещей и начала разрабатывать план по поискам друидов и родного дома. Это место представлялось прекрасным, поскольку олицетворяло ее начало, к которому беспрестанно обращались внутренние чувства Риган, призывая к действиям.