— Его величество у себя? — спросила она.
— Да, у себя, сударыня, но он занят, — ответил почтительно и слегка смущенно стоявший у дверей караульный.
— Тем не менее мне нужно с ним поговорить.
Караульный распахнул дверь и объявил королеву.
Непривычная неуверенность и робость охватили Альенору, когда она вступила в комнату, где сам воздух казался сумрачным и насыщенным суровой сосредоточенностью. Прежде она лишь один раз бывала в этом помещении — вскоре после приезда в Париж. Вечером Людовик не без гордости показывал ей дворец.
— Здесь, в этой комнате, я буду работать и заниматься делами, — пояснил он. — Мой отец — упокой, Господи, его душу! — долго болел и все государственные дела вершил в спальне, и врач или лекарь с пластырем могли остановить даже посланника императора. В результате во всем стала проявляться расхлябанность, нарушаться строгий порядок. У меня все будет по-другому. В эту комнату смогут входить только те, у кого есть неотложные дела.
При этих словах Людовик взглядом предостерег Альенору, и она до сих пор не нарушала введенного им правила.
В Аквитании все было иначе. Еще до болезни ее отец — на склоне лет вспомнивший о собственных прегрешениях и планировавший покаянное паломничество в Кампостелью — довольно легко относился к своим обязанностям верховного владыки. Ему ничего не стоило решить какой-нибудь важный вопрос за те секунды, которые требуются, чтобы сесть на коня. В таких случаях он, стоя одной ногой на земле, а другую вставив в стремя, произносил: «Я принял решение…» И с раннего детства Альенора привыкла приходить к нему, когда ей хотелось. Даже во время официальных приемов он никогда не прогонял ее, если она вдруг входила в зал, а сажал к себе на колени и говорил:
— А теперь, ангел мой, сиди тихо, слушай и наблюдай. Это та же игра…
В комнате, куда вошла Альенора, было три стола: два поменьше — возле двери, за которыми сидели наиболее доверенные писари, — и один большой на дальнем конце помещения, где расположились Людовик VII и Одо. Возле стола у стены — открытый шкаф со множеством свернутых в рулоны карт. На полках под окном пергаментная бумага, запасы чернил, тонкого просеянного песка, сургуча и свечей. В комнате, расположенной в толстой крепостной стене, было всегда холодно, а потому в камине постоянно горел огонь. Рядом с камином на табурете сидел совсем юный паж, в обязанности которого входило при необходимости подкладывать — как можно тише — в огонь поленья.
В кабинете была такая глубокая, почти благоговейная тишина, стук каблуков по каменному полу прозвучал как-то кощунственно.