— Неужели ты никогда не плакал? — удивилась она.
— Никогда. Я был храбрым мальчиком.
— Но ты должен был злиться на нее за то, что она вот так оставила тебя.
— Я не позволял себе таких чувств. Я выполнял свой долг и до сих пор выполняю его. — Он вскинул на нее глаза. — Ты должна поверить мне, Темперанс. Я и не знал, сколько гнева прячется у меня в душе — до сегодняшней ночи.
— Но разве твоя мать не могла взять тебя с собой?
— Мои родители уже потеряли пятерых детей из-за индийской лихорадки. Она не могла рисковать еще одним. Не только из любви к детям, но и потому, что имущество отца неотчуждаемое. Если бы он умер, не имея наследника, она бы осталась ни с чем — как и в том случае, если я умру раньше ее. Вот почему я должен жениться, хотя это идет вразрез с моими желаниями.
Он помолчал и сделал глоток портера, прежде чем продолжить.
— Мама выполнила свой долг, оставаясь со мной в Англии в течение целых шести лет, пока не стало ясно, что со мной все в порядке. После этого она вернулась к отцу. Когда она уезжала, то не хотела, чтобы воспоминания о нашем расставании были омрачены слезами. Мужчины в ее семье — герои, и я тоже должен был быть героем.
— Поэтому ты не хочешь любить женщину, на которой женишься?
Он поднял на нее глаза:
— Не хочу, чтобы моей жене пришлось выбирать между мной и ребенком, который нуждается в ее любви. Но, разумеется, дело не только в этом.
Она осторожно проговорила:
— Ты сегодня решил, что я тоже предала тебя, да?
Он стиснул зубы.
— Да.
— Почему?
— Не могу тебе рассказать.
— Почему? От меня ты требовал полной честности.
Он вздохнул:
— Есть тайны, которые я должен хранить, потому что они не мои. Моя преданность тем, кому я служу, вынуждает меня молчать.
Он потянулся через стол к ее руке и мягко сжал ее.
— Прости меня.
За что? За тайны, которые он должен хранить, или за что-то еще. Значит то, как он поступил с ней под влиянием гнева, связано с этими тайнами?
— Ты по-прежнему считаешь, что я предала тебя? — спросила она.
— Нет. Я пришел к ошибочному заключению и никогда не прощу себя за это.
— Тогда я тебя прощу. Мне слишком хорошо известно, каким сильным может быть гнев, если мы считаем, что нас предали.
Он взял ее за руку, а она второй рукой стала поглаживать его длинные сильные пальцы, обдумывая, что сказать дальше.
Наконец она проговорила:
— Я знаю, что еще тебе нужно, помимо моей честности, чтобы прекратить сражаться.
— Что? — Судя по тому, как расширились его глаза, можно было понять, что она застигла его врасплох.
— Я дам тебе торжественное обещание и буду держать до тех пор, пока ты не нарушишь свою клятву и будешь верить мне.