Время тянулось невыносимо медленно. Трев не возвращался. Почему же она никак не могла смириться с этим? Он хотел верить ей. Он пытался остаться верным своему слову. Но кто знает, что сказало ему его начальство? Люди, которые могут узнать такие интимные вещи, как родимое пятно на бедре, и использовать это, чтобы поссорить двух любовников, способны на все.
Быть может, они показали ему еще более ловко сфабрикованные улики. Нельзя винить его за то, что он верит им, ведь она сама поверила в наветы набоба и растоптала кольцо, подаренное Тревом в залог их любви.
Но плакать об утрате их общей мечты она будет потом. Сейчас важнее другое. От Трева нет никаких известий, а за ее голову назначена награда. Он сказал ей, что если не вернется, она должна бежать. Так что пора наконец-то отплыть в Америку. Здесь, в Англии, у нее больше ничего не осталось, и чем дольше она будет откладывать отъезд, надеясь на возвращение Трева, тем меньше вероятности, что ей удастся сбежать.
Она спустилась на первый этаж и попросила слугу передать записку лорду Хартвуду. Трев сказал, в случае чего, обращаться к нему.
Потом она села на стульчик перед фортепьяно в гостиной. Давно ей не приходилось играть на инструменте. Но до побега из дома она много и упорно занималась музыкой. Так что ее пальцы не забыли, как извлекать звуки из клавиш, даже если с тех пор она пользовала ловкость рук в других целях.
Темперанс выбрала свои любимые произведения. По мере того как садилось солнце и комната погружалась в полумрак, игра ее становилась все увереннее. Ей не обязательно было видеть клавиши, чтобы играть, а благодаря сумеркам было легче раствориться в лирических мелодиях, красота которых придавала ей сил.
Она играла и играла без устали, но вдруг пропустила одну ноту, потом другую и наконец остановилась. В тишине ей послышался какой-то тихий шорох. Было ясно, что она не одна. Руки ее замерли. Она обернулась и увидела того, кто вошел незамеченным.
Это Трев. Сердце ее чуть не выскочило из груди. Он вернулся!
Когда он понял, что она догадывается о его присутствии, то вышел из сумрака и подошел к ней. Он смотрел на нее, словно никак не мог наглядеться.
— Ты так красиво играешь, — прошептал он. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного. — Он сделал еще один шаг, и на мгновение ей показалось, что его губы задрожали. Затем с тоской в голосе, от которой она похолодела, вымолвил: — Как бы счастливы мы были, выйди все по-другому.
Кровь отхлынула от ее лица.