— Полночь еще не наступила, — сказал Фил.
— Полночь еще не наступила, — повторила Глория. — Что ты здесь делаешь?
— Спасаю тебя.
— Но как ты узнал, что меня нужно спасать?
— Не знаю… проявился ген белого рыцаря?
— Остроумно. А что с твоей вечеринкой?
— Мы рано закончили и…
— В канун Нового года?
Он тяжело вздохнул.
— Мой вечер мало чем отличался от твоего. Правда, с музыкой там было лучше.
Некоторое время они ехали в тишине, затем Глория сказала:
— Я понимаю, что тебе не хочется разговаривать об этом, и все же я не успокоюсь, пока не вытяну из тебя все.
— Но… Разве недостаточно того, что я приехал за тобой как раз вовремя? Если бы я заехал завтра, как мы договаривались, тебе от этого лучше не было бы.
— Мне и сейчас не лучше.
У Фила задвигались желваки на скулах. Глории даже показалось, что она услышала скрежет зубов. Она вздохнула.
— Ладно. Не нужно ничего рассказывать.
— Глория…
— Тсс. Я передумала.
— Просто дело в том, что…
Она подняла руку.
— Не хочу ничего слышать.
Если здесь и был с ее стороны психологический расчет на обратный эффект, то подсознательный. Она вдруг поняла, что, оказывая нажим на него, тем самым признавалась в том, что ей небезразличны его дела.
— Глория…
— Знаешь ли ты, что у меня в багажнике лежит целый окорок вареного копчения, не говоря уже об индюшиной грудинке?
Улыбнувшись, он положил руку на спинку ее сиденья.
— А знаешь ли ты, что больше всего мне хотелось бы встретить Новый год именно с тобой?
Это было правдой. Подозрение в том, что он сделал неправильный выбор, зародилось в его душе, когда Мелисса бросила на него красноречивый взгляд после того, как он не стал торговаться за романтическое путешествие в Париж. Это подозрение усилилось, когда он заметил, что их столик накрыт на девять персон, в то время как все остальные — на восемь. Это подозрение перешло в уверенность, когда Мелисса посмотрела на Пьера Лагрю, сидевшего слева от нее, и ему стало вдруг ясно, что Пьер оказался здесь неслучайно.
Почему она не предупредила его, что пригласила другого мужчину? Если бы на ее месте была Глория… Да, черт возьми, на ее месте должна была оказаться именно Глория.
С Глорией ему было интересно и спокойно. Ее поступки почти всегда были логичны. Возможно, его соседка временами бывала слишком разговорчива, но сейчас она молчала. И смотрела на него широко открытыми глазами, в которых отчего-то был виден страх.
Они уже приехали. Фил повернул ключ зажигания. Мотор умолк. В наступившей тишине слышалось лишь потрескивание новогодних фейерверков. Что же ему сказать ей? Что в тот момент, когда его вечер зашел в тупик, он ясно осознал, что больше всего на свете хочет оказаться на ее кушетке. Рядом с ней. И с самой большой в мире вазой воздушной кукурузы. Сидеть рядышком, дружно задрав ноги на журнальный столик, и декламировать диалоги из «Руби-Губи».