— Это же Павлик! Я его давно знаю. Это я его в воду спихивала, а сама поскользнулась. Он меня вытащил…
— Ну? — пораженно протянул рыжий. — Врешь!
— Ей-богу, не вру! — побожилась она и покосилась на деда. Тот подремывал.
— Он у тебя нож отнимал? — дознавался рыжий.
— Отнимал! — передразнила Юлька. — Сам ты отнимал… Да не отнял. Вот тебя завидки берут!
— А ну тебя! — Рыжий с оскорбленным видом отвернулся: — Художница-воображала!..
Гюльчара разносила больным обед.
А Наташа сидела над письмом:
«Атахан, обращаюсь к вам так потому, что думала и думаю о вас. Что скрывать!.. Думаю и о себе: почему потянуло в Каракумы? Здесь я нужней. Первая встреча была не с Каракумами, а со своей слепотой: была обманута. Пустыню встретила в нем — в образе того, кого, думалось мне, послала судьба. Он мне принес зло, обокрал душу. А зачем пишу вам? На расстоянии при разлуке с вами (она тщательно зачеркнула «при разлуке с вами») почувствовала вашу искренность. Виновата перед вами за свою резкость, из-за нее вы, не долечившись, оставили больницу… Жизнь меня научила отстаивать то, что отстоялось в душе. Поступать так, чтобы дальше не оступаться. Раньше я отвечала за себя, а ныне и за дочь… Она вспоминает вас, рисует… Хочу просить вас не ловить змей, беречь себя, не сердиться на меня. Вспоминаю вас после появления этого славного Павлика. Ума не приложу, зачем он пришел? Его слова, якобы он прислан вами, не убеждают меня: зная ваш гордый нрав, клянусь здоровьем дочери, вы никого не посылали ко мне. Да и пустить ребенка в такую даль… Нет, этого не могли сделать вы. Может, вам странными кажутся эти строки, но Юлька помнит вас, ждет, несколько раз обмолвилась, назвав вас папой… Говорят, есть судьба. А ведь судьба — это и встречи. Встреча порой превращается в судьбу… Так стали моей судьбой Каракумы, где работала до этой больницы и где, чует мое сердце, еще поработаю. Пустыни, как таковой, нет. Самая страшная пустыня — пустыня души эгоиста… А кроме нее — жизнь всюду! И жить везде хорошо!..»
Наташа подняла глаза, подумала: послать ему заодно письмо Лейлы или нет? Встала, сняла с книжной полки томик стихов Шефнера, вынула оттуда письмо Лейлы, как бы мимоходом заметив стихотворение об охотнике: он не погасил костра на привале. Огонь погнался за ним и настиг его. Так и совесть… Наташа открыла чужое письмо, будто что-то могло измениться в нем за это время. Тогда не обратила внимание на слова: «Я вкладываю в этот конверт другой, с обратным адресом, запечатанный. Знаю, вам не то что слово написать, но и сказать его трудно. Поэтому, если разрешите мне быть около вас, пусть этот конверт опустят в почтовый ящик. Если же нет, ваше молчание будет ответом…»