— И тому приз?
— Нет, просто интересно.
— Какой же в этом интерес — кегли сбивать? Они что — мешают? — снова удивилась Ленка.
— Дура! Это игра такая! О чем я с вами разговариваю! — и Митькина, подхватив журнал, собралась идти.
Тетя Катя между тем нашла для Ирки Румзиной все книжки, включая синенькую, и теперь записывала их в формуляр.
— Ну и что по-твоему, — обратилась Румзина к Митькиной, — взять теперь всех и переселить в город, к культуре твоей?
— Зачем переселять? Умные — сами переселятся, а глупые — пусть в навозе копаются.
— Жалко мне тебя, Анечка, — неожиданно грустно сказала Ирка, — вот ты и умная вроде, и красивая, и в городе живешь, а пустая какая-то… картонная. Радоваться жизни не умеешь. Суетишься, суетишься, все выгоду ищешь, а то, что жизнь настоящая, молодость мимо проходит — не видишь.
— Суетиться надо, чтобы в жизни хорошо устроиться, чтобы… — но Ирка не дослушала, махнула рукой, забрала книжки и ушла.
— Чтобы и погулять, и замуж хорошо выскочить, — докончила Митькина, глядя на Ленку с Любкой.
— За миллионера, — сказала Любка.
— За миллиардера. До свидания, тетя Катя, — и Митькина гордо удалилась.
— Какой уж у нас тут миллиардер… — вздохнула тетя Катя, — непьющий был
бы — вот счастье-то.
— Пойдем мы, тетя Катя, — и Любка потянула Ленку к выходу. — До свидания.
— Счастливо. Непьющих ищите, девки, непьющих.
Ленка с Любкой вышли и, несмотря на то, что им было в разные стороны, пошли в Ленкину, по направлению к Онего: до вечерней смены время еще оставалось, и можно было искупаться.
— Ну, Митькина, блин, вечно все испортит. В каждую дырку затычка.
Пустобрех, — высказалась Любка.
— Зато она красивая. Приятно ведь на красивого человека посмотреть, — вступилась Ленка, — платье вот тети Катино заметила новое, похвалила, а мы не заметили.
— А тебе бы только всех бы любить да жалеть!
— Знаешь, Люб, а мне иногда кажется, что я за этим и родилась — чтобы всех любить и жалеть, — призналась Ленка и сама замерла от того, что выдала свою
тайну, — вот ты знаешь, для чего ты родилась?
— Ну, мать… Что значит — для чего? Родилась и родилась. И ты родилась просто так. Выдумала только, что любить всех должна. Люби ты людей — не люби — легче им от этого ни фига не станет.
Может, Любка и еще чего сказала бы нравоучительного, но, свернув на перекрестке налево, она увидела шедших навстречу Ломова и Аркашу и вдруг растерялась.
— Хелоу! — заголосил издалека Ломчик, — Бонжур, мадамы! Хау-хау дую-дую? — Куда идете? — и Ломов нагло уставился на Любку.
— На озеро, — осторожно ответила та.
Ленка немного отодвинулась в сторону, почувствовав, что им что-то надо сказать друг другу. Аркаша тоже отошел вместе с ней. Мимо ребятня тащила игрушечный самосвал, доверху забитый травой — закладывали силос.