Тоська от вида фиг растерялась.
— Ладно тебе, не по-христиански это, срам, — и баба Лена отвела Ларискины руки, — садись-то, в ногах правды нет. Что стряслось-то?
Лариска потеряла мысль, села на скамейку, задумалась…
— А так это, оказалось теперича, что неправильно я жила. И зря жила ажно. В бога не веровала, и как ни крути, а все для себя делала. И детей для себя ростила, и скотину для себя выхаживала. И даже мужика, мол, не заводила, чтобы перед другими нос высоко держать. Это мне космоэнергетик сказал. Приехал вот, говна-пирога, сюды пое-откуда, кто такой, что за птица, кто его надоумил людей пользовать… И вся жизнь моя — псу под хвост! Накрылась медным тазом вся моя энергетика, — Лариска звонко шлепнула себя по макушке и пониже спины, — а где я этого бога возьму, где? Не учила меня мамка-покойница, царствие ей небесное, молитвам. Где ты, господи?! — бухнувшись на колени, театрально воззвала Лариска к небу, то ли кулаками потрясая, то ли руки воздев.
Кобель на всякий случай отскочил в сторону и улегся рядом с клумбой, в тени ноготков.
— Эх ты, забодай тебя комар, — баба Лена притянула к себе Ларискину
голову, — дурная головушка, неразумная, ты что думаешь, я сразу с господом в сердце родилась? Меня тоже мамка не научила. Тогда времена такие были — все иконы прятали и от бога отказывались. А отец-то мой Гуляевский был, сама знаешь, а вся Гуляевщина — богохульники, нехристи, в своего какого-то господа верили, а и пое-в-кого… не знаю… От них, что ли, учиться было? Ты думаешь, дорога к богу такая легкая, как… как за водой сходить?
— Лей, зашарайдала. Мужика она не заводила, — проворчала Тоська, все еще обижаясь на фиги, — а ты возьми и заведи! Рожа-то получше стала, моими, промеж прочим, чаяниями тоже. Думаешь, мне не совестно было, кажный день на тебя такую в очереди глядеть осередь людей? Мянда гордая выискалась!
— Кто?!
— Э… сосна. По-карельски.
— А и заведу мужика, заведу! — Лариска вырывалась из объятий бабы Лены что было силы, — этого… ну… да хоть и Генку с золотыми зубами! Положено же и мне бабье счастье! Как Алевтине. А че делать-то?
— А ты больше спи! — заявила Тоська. — Больше спишь — меньше грешишь.
— Да я!..
— Господь с тобой, Ларисонька, — бабка Лена держала ее из последних сил, — еще чище, чего надумала-то! Помолись вечером, спроси прощения за все вольные ли невольные прегрешения, за слова свои гневные, да попроси, чтобы наставил он тебя, как жить дальше. Жизнь прожить, амин-слово, не поле перейти, не вожжами трясти…
— Не фиги воробьям показывать, — вставила Тоська.