Несколько раз я вставала и выглядывала в коридор. Из-под двери его кабинета просачивалась полоска света. Может быть, все-таки войти? Как-никак сегодня ситуация особая, тем более что до сих пор я не имела подходящего момента сообщить ему о своем намерении лечь в клинику. Завтра. В крайнем случае, послезавтра.
Но я так и не решилась. Знаете, почему? Потому что сейчас в тишине и ночной теплоте дома — нашего дома, в котором так привычно живет эта бессонно-деловая полосочка света у его двери, все мои страхи и мучительные соображения по поводу неверности Мишеля как будто растворились или сбежали, вырвавшись через «опосредованную» истерику сына.
Конечно, его рассказ о взаимоотношениях Эдит и Бернара в известной степени перевернул мои представления о подруге, и я не могла не думать о том, правильно ли собираюсь поступить, оставляя ее, так сказать, «на хозяйстве». Но из двух зол следует всегда выбирать наименьшее, правда? И советоваться с Мишелем по этому поводу я не могла, иначе пришлось бы признаться, что мне все известно о его похождениях. Или взять и бросить ему в лицо: «Ты мне изменяешь! Я все знаю!» Нет, ужасно пошло.
Жюльет… В темноте я погладила свой живот. Кажется, он чуть-чуть больше, чем утром. Или я просто слишком сытно поела? Да еще эта дыня. Нет, моя девочка там, я точно знаю! Может, конечно, и не девочка, я ведь суеверно не захотела ультразвукового обследования, хотя, кажется, на таком маленьком сроке все равно еще не понятно. Но я и без всякого ультразвука сама знаю, что девочка!
Моя девочка… Какая она? На кого будет похожа? На меня, как Селестен, или на Мишеля? Вообще-то, Селестен тоже начинает все больше и больше походить на Мишеля. Особенно в движениях. Да и этим своим изгибом уголков губ. Но нос у Селестена мой, без Мишелевой горбинки. А вдруг у Жюльет будет горбатый нос? Как у отца Мишеля? Ну и что! Сколько угодно красивых женщин с горбинкой на носу. Это даже аристократично. И хорошо бы, вились волосы. У нас ведь у обоих — и у Мишеля, и у меня — волнистые волосы, а у Селестена — жесткая непослушная солома.
А глаза? Какого цвета у нее будут глаза? Вдруг зеленые, как у моей мамы? Это так красиво: темные волосы и ярко-зеленые глаза. У меня-то стандартные для брюнетки — карие, а вот у моих мужчин — голубые. Хорошо бы Жюльет тоже достались хотя бы голубые. Эй, девочка! Ты меня слышишь? Я все равно люблю тебя, с любым цветом глаз!..
Наверное, я уснула, потому что вдруг за окном оказались розоватые предрассветные сумерки. Мишелева сторона постели нетронута. Мне вдруг сделалось ужасно обидно и одиноко. Я влезла в пеньюар и пошла к мужу. Но в кабинете его не было. Я взглянула с галереи вниз — не видно ни на кухне, ни в гостиной.