Он действительно не мог понять.
Она подумала, что у него, возможно, плохое зрение, но, расспросив его, обнаружила, что он лучший стрелок из всех молодых охотников.
Вспомнив, чему ее учили в Академии гувернанток, она спросила, как у него с математикой.
Мальчик был математическим гением. Когда она диктовала ему длинные столбцы цифр, он называл итоговую сумму, едва она успевала назвать последнюю цифру, причем ответ был всегда правильным. Она научила его умножению за один урок и еще за один урок — делению. И все, чему она его учила, он хранил в уме.
Он не умел писать, но разве это имело значение? Вспомнив мистера Джонсона и работу, которую выполняла для него, Виктория поняла, что сын Просперо мог бы нанять кого-нибудь для того, чтобы записывать числа, а сам бы он производил с ними все арифметические действия в уме.
В полдень она пообедала вместе с детьми и была очень довольна тем, что не пришлось говорить ни слова о поведении за столом. Ей оставалось лишь медленно, аккуратно есть, передавать блюда и поддерживать вежливый разговор за столом, а дети ей подражали.
Это была победа, и Виктория ей радовалась.
С родителями детей добиться такой победы ей не удалось.
После занятий она ежедневно проводила время после полудня, сидя за столом в уголке главного холла и помогая Томпсону со счетами домашнего хозяйства. Как-никак она многому научилась у мистера Джонсона и была рада применить свои знания на практике.
— Виктория…
Она вздрогнула, услышав теплый, глубокий голос Рауля, и, утопив перо, забрызгала бумагу чернилами. Схватив промокательную бумагу, она принялась старательно удалять излишек чернил, пытаясь спасти написанное, и когда ей это удалось, повернулась и взглянула на Рауля.
Лицо его осунулось и помрачнело, и она поняла, что тепло в его голосе ей просто показалось, потому что его глаза были холодны как лед.
От него исходил запах свежести, как будто он искупался в горном озере. Возможно, так оно и было, потому что его волосы спускались до плеч влажными прядями, а грубая одежда, которую он надевал для занятий с войском, была мокрой на плечах, на поясе и там, где штанины заправлялись в сапоги.
— Чем ты занимаешься? — спросил он и, не дожидаясь ответа, потянулся за письмом, которое она писала.
Виктория аккуратно отодвинула от него письмо.
— Я пишу письмо матери и даю ей правдивый отчет о событиях, которые происходят в Морикадии.
— Обо всех событиях?
Рауль вопросительно приподнял бровь.
— Разумеется, я не стала ей рассказывать, что сплю в твоей спальне. — Виктория взглянула ему прямо в глаза, словно бросая вызов. — Даже тот факт, что я сплю на кушетке, ее не успокоит.