Канашенков прислушался. Пьяная компания пела во весь голос нечто страдательное:
Когда б вина мы не имели,
Имело ль смысл на свете быть?
С друзьями мы уразумели —
Нам без вина нет смысла жить.
Ведь верно, что мирские блага
Все происходят от вина?
Вину и честь, вину и слава —
Налей-ка, друг, еще вина!..
Чего нам в грешной жизни надо?
Стакан нам папа, бочка — мать.
Так выпьем мы с друзьями разом
Чтоб святость пьянства доказать!
Выписывая по дороге замысловатые кренделя, троица понесла свою песню дальше по улице. Уйти сколько-нибудь далеко им не удалось. Из незамеченной раньше Мишкой подворотни, бренча разболтанной подвеской и грустно поскуливая сиреной, появился патрульный милицейский «бобик». Отчаянно скрипя тормозами и задрав кузов, словно присев в книксене, автомобиль резко остановился возле троицы гуляк. Волшебным обрезом задняя дверь машины распахнулась, сопровождаемая зычным возгласом: «Захады!». Похоже, что обладатель голоса был подобен Гаммельнскому Крысолову, потому что трое выпивох, следуя один за другим, склонив голову и закинув руки за спину, тихо и безропотно забрались в машину. Мишка наблюдал за сценой до тех пор, пока дверь машины не захлопнулась за последним узником. Собрав в кулак остаток своих сил, он со всех ног рванулся к машине.
— Люди! Подождите меня! Люди! — и встал, как вкопанный.
Полностью игнорируя присутствие Мишки за своей кормой, патрульная машина чихнула пару раз, выплюнула чахлую струю выхлопного газа и, тронувшись с места, поскрипела в неизвестном Мишке направлении. Гнаться за машиной сил больше не было. Слегка нагнувшись вперед и уперев руки в колени, Мишка пытался отдышаться и одновременно, сумасшедшим усилием воли, сдерживал слезы огорчения и обиды. Отсутствие реакции со стороны хозяев машины навязчиво толкало в голову древнюю поговорку о контрпродуктивности истошных криков в малонаселенных районах Земного шара, сиречь — гласе вопиющего в пустыне. С трудом отдышавшись, Мишка с решимостью отчаявшегося взялся обеими руками за ручку уже ненавистного ему чемодана, собираясь продолжить свой анабазис, когда позади него раздался скрип колес, и хриплый голос спросил:
— Слюшай, а тэбю забыли, да? — расплылась в улыбке высунувшаяся в окно старенького грузовика зеленокожая физиономия — если только можно назвать улыбкой орочью морду с оттопыренной нижней губой, подпираемой двумя рядами клыков. — Памочь нюжна, да?
— Я… я заблудился, — все еще подрагивающим голосом пробурчал Мишка, мечтая провалиться от стыда под землю, — мне б до отдела милиции добраться.