Обеды у Сципионов бывали аристократическими, но не изощренными, и в гастрономической части несли в себе ровно столько достоинств, сколько необходимо иметь форме, чтобы должным образом представить содержание. Здесь не ценилось начинавшее тогда входить в моду гурманство. И хотя вкус большинства гостей был весьма развит роскошествами частых пиршеств, их внимание занимали более серьезные темы, чем секреты кухонных технологий. Тут мало интересовались, с сухих или с поливных полей им подали капусту, в лесах или на лугах собраны грибы, чем кормили кабана, украшающего теперь стол. В этом обществе не спорили, как в домах внезапно разбогатевших плебеев, о том, лучше ли продолговатые яйца или же круглые, нежнее устрицы из Баий или, добытые в Цирцеях, предоставляя решение подобных вопросов поварам.
В столовой Сципиона сразу же после возлияния вина богам и угощения домашних ларов традиционными пирожками, сжигаемыми в очаге, начинался оживленный разговор, в котором, первым делом обсуждались новости государственной и частной жизни народа, причем и те, и другие почти всегда приводили собеседников к суждениям политического характера, что в свою очередь служило пробным камнем для умонастроений новичков. Так проходила первая треть обеда, когда к столу подавали всевозможные салаты, благодаря пряным соусам и специям пробуждающие аппетит гостей, в то время, как изюминки остроумия в речах будоражили их мысль. Затем на фоне основных калорийных блюд из политической дискуссии вырастали философские, мировоззренческие проблемы, порождавшие на свет немало любопытных соображений. На этой стадии в пылу увлеченья многие показывали суть своей личности. Некоторым было важно либо интересно наблюдать за таким процессом, других он раздражал. В большой компании хорошо завязываются споры, но плохо разрешаются. На определенном этапе внимание людей дробилось, в доводы вмешивались симпатии и антипатии, в ход шли амбиции, и борьба идей трансформировалась в противостояние характеров. Тут на помощь людям приходило насыщение желудка, они добрели, тяга к глобальным вопросам слабела, и начинался десерт. За сладостями и вином, каковое до той поры употреблялось сдержанно, вулкан мыслей и страстей, только что извергавшийся над ложами, превращался в искрящийся юмором фонтан веселья. Пирующие увенчивали себя венками из цветов, пели, слагали стихи, совместными усилиями и порознь, изображали из себя жителей Олимпа или прославленных героев Эллады и разыгрывали импровизации на темы греческих мифов. Восхваляя в таких случаях друг друга согласно избранным ролям и сюжету, они начиняли комплименты двусмысленностями и состязались в остроумии. Иногда насмешки звучали весьма колко, но чаще их наконечники бывали притуплены, и схватка острословов походила на учебный бой легионеров с применением дротиков и копий, лишенных металлических насадок. Причем даже в такой, весьма воинственной обстановке при всей изобретательности здешней публики редко кому удавалось пустить стрелу в хозяина дома и уж совсем немыслимым представлялось пробить латы его доблести. Сципион всякий раз оказывался столь же неуязвимым для шуток, сколь и для вражеских снарядов на полях битв, как, впрочем, и его ближайший сподвижник Гай Лелий, разве что брат Луций позволял себе не очень любезные высказывания в его адрес. Обычно во фразах, обращенных к Публию, звучало уваженье, окрашивающее их в теплые тона доброты, и любые остроты выглядели как бы двусмысленностями наоборот, то есть внешне будто бы подначивали адресата, а по сути выражали ему хвалу. Так, например, когда Сципиону долго не удавалось приладить венок на своей роскошной шевелюре, который то и дело обрывался и падал, кто-то воскликнул: «Зря стараешься, Публий, ничего у тебя не выйдет: ведь для такой головы венка не подберешь!» Друзья частенько вспоминали о его «взаимоотношениях» с богами и смаковали истории о том, как Юпитер «помог» ему разогнать толпу сектантов на форуме, Нептун «освободил» путь в испанский Карфаген, «отведя» назад морские воды, как Великая Матерь «предрекла» в нужный момент решающую победу над врагом, а Вулкан однажды ночью «поразил» лагери нумидийцев и карфагенян огнем. По их утверждению, он пребывал в приятельских отношениях даже с Венерой, каковая ввиду особой симпатии «одарила» его самой красивой и умной женой всей ойкумены.