И сорвался следом. Закричав, он начал выплескивать в нее горячую сперму, еще и еще. Все что он понимал в этот момент — Эмма выгнула спину и раздвинула бедра еще шире, словно упивалась ощущением его члена внутри себя.
Когда луна спряталась, и она уже не могла кончать, Эмма упала обессиленная на землю. Издав последний стон, Лаклейн упал на нее. Но она не чувствовала дискомфорта.
Спустя мгновения, он поднял колено и встал, повернув ее к себе лицом. Лежа на боку, он убрал волосы с ее рта. Теперь, когда безумие ночи закончилось, она чувствовала всепоглощающую радость оттого, что он ее заклеймил. Это было так, словно она ждала этого не меньше него.
Перекатившись на спину, Эмма потянулась и взглянула сначала на небо, а затем на деревья. Трава казалась такой же прохладной, как и воздух, но Эмма вся горела изнутри.
Казалось, она была не в силах надолго отвести от него взгляд, поэтому повернулась и посмотрела на его лицо еще раз. Эмма ощущала связь со всем вокруг, будто принадлежала этому месту.
Вот чего ей всегда не хватало.
Ее переполняло удовольствие. Ей хотелось заплакать от облегчения. Он поймал ее и все еще хотел. Эмма осознала, что не может перестать касаться Лаклейна, будто боясь, что он исчезнет. Сейчас она не понимала, как могла быть такой жестокой по отношению к нему.
Она помнила, что разозлилась на него и убежала, но не могла сообразить — почему. Она была просто не в силах злиться на мужчину, который смотрел на нее так, как Лаклейн.
В его взгляде читался страх.
— Я не хотел причинять тебе боль. Я старался не допустить этого.
— Она быстро прошла. Я тоже пыталась не причинить тебе боли.
Он ухмыльнулся, затем спросил:
— Ты слышала внутри себя какой-то голос? Ты знала о некоторых вещах…
Она кивнула.
— Это было похоже… на инстинкт, но такой, который я осознавала. Поначалу это меня напугало.
— А потом?
— Потом я поняла, что он, не знаю, как сказать, вел меня… в правильном направлении.
— Каково было ощущать волшебство луны на своей коже?
— Почти также прекрасно, как бегать. Божественно. Лаклейн, я чувствовала запахи.
Его тело затряслось. Он осел на землю и, притянув ее к своей груди, усадил на себя.
— Спи, — его веки уже закрывались, но он ее все же поцеловал.
— Устал удовлетворять мою юную пару. И от твоего трюка тоже.
Эмма вспомнила прошлую ночь и напряглась.
— Я лишь отплатила тебе той же монетой, — если он взял ее, чтобы преподать урок…
— Да. Мне нравится, что ты не остаешься в долгу, — произнес он сонным голосом в ее волосы.
— Ты учишь меня, Эммалин.
С этими словами та ярость, что она хотела чувствовать по отношению к его действиям — или считала, что должна чувствовать, как любая другая сильная женщина — ушла в небытие. Она оказалась бесхребетной слабачкой и знала это. Потому что после одной единственной сокрушительной ночи на траве, каких-то пятнадцати оргазмов и парочки нежных взглядов она была почти что готова вцепиться руками и впиться клыками в этого сильного ликана с большим сердцем и никогда не отпускать.