Дрожа, Эмма включила воду и вошла в душевую кабинку, стараясь не наступить на куски мрамора. После прошлой ночи она все еще ощущала его присутствие здесь. Могла почти почувствовать его руки, скользящие по ее влажной коже, его палец, глубоко погрузившийся в нее, сильное тело, дрожащее и напряженное, пока она ласкала его член.
И когда Эмма встала под душ, и вода заструилась по ее чувствительной груди, заставив соски набухнуть, на нее тотчас же нахлынуло воспоминание о том, как он ласкал ее ртом в момент пробуждения.
Она боролось с ним так яростно, потому что была смущена и напугана. И всё же в тот момент Эмма испытывала не только смущение и страх, но и была как никогда близка к оргазму. Все-таки она слабачка, ведь на какой-то миг искушение не сопротивляться, покориться ему и дать своим коленям раздвинуться, приняв его яростный поцелуй, стало почти непреодолимым. Даже сейчас она была влажной от желания.
Влажной от желания из-за него. Эммалин была шокирована реакцией своего тела. Интересно, чтобы с ней творилось, если бы он не рассуждал, следует ему убить ее или нет.
Ну, по крайней мере, теперь она знала, почему Лаклейн был таким бешенным. Мало того, что у него определенно имелись некоторые явные проблемы, так он еще и принадлежал к клану ликанов, которых даже самые низшие существа Ллора считали беспощадными и опасными. Эмма принялась вспоминать, что ей говорили об этих созданиях тетки.
Внутри каждого ликана живет похожий на волка «зверь», делающий его своего рода одержимым. Но именно эта одержимость и дает им бессмертие, а также заставляет любить и ценить простейшие в мире вещи — пищу, прикосновения, секс. Но, как она уже успела убедиться прошлой ночью и сегодняшним днем, зверь внутри него также делал его неспособным контролировать собственную свирепость — ту самую свирепость, которой их род с удовольствием давал волю во время секса, позволяя себе в неистовстве царапать, кусать и метить плоть партнера. Неудивительно, что Эмма всегда считала это отвратительным, учитывая, что ее прокляли, наградив хрупкостью тела и глубоко укоренившимся страхом боли.
Но чего Эмма не могла понять, это как под такой привлекательной внешностью могло таиться неуправляемое животное. Лаклейн был зверем в виде ожившей женской фантазии. Его тело, если не считать выбивающейся из общей картины травмированной ноги, было прямо таки божественно прекрасным. Густые прямые волосы насыщенного темно-коричневого цвета, должно быть, отливали на солнце золотом. Она обратила внимание, что за это время он успел подстричься и побриться, и теперь ее взору открывались его совершенные черты лица. Внешне — бог, внутри — животное.