Лаклейн взглянул на дверь, по-видимому, обдумывая их уход, и Эмма не смогла скрыть своего самодовольного выражения. Но, прищурившись, он выпалил.
— Тем лучше, так их взгляды будут куда ощутимее.
И провел по ее спине внешней стороной когтей.
— Это блузка от Аззедин Алайя[18]? — спросила Эмму провожавшая их к столу администратор зала.
— Нет, но можно сказать, что это очень подлинный винтаж, — ответила та.
Лаклейну было плевать, что это за вещица; она больше никогда не наденет эту чертову недошитую блузку на людях.
Бант, который при ходьбе покачивался в районе ее стройной поясницы, притягивал взгляды всех сидящих в зале мужчин. Лаклейн знал, что мысленно они развязывали его. Потому что сам делал тоже самое. Некоторые из этих людишек, толкнув локтем своего приятеля, прошептали «горячая штучка», вынудив ликана бросить убийственный взгляд в их сторону.
Но не только мужчины откровенно таращились на Эмму, когда она проходила мимо. Женщины, разглядывая с завистью наряд вампирши, шептались, что она одета «супер».
А затем многие из них бросали на него самого откровенно приглашающие взгляды.
В прошлом его, быть может, и порадовало их внимание; возможно, он даже принял бы приглашение или парочку. Сейчас же их интерес почему-то казался ему оскорбительным. Будто бы он мог предпочесть их созданию, за которым так пристально следил!
О, но ему определенно понравилось, что и вампирша заметила эти взгляды.
Подойдя к столу, Эмма остановилась, в последний раз оказывая сопротивление, но Лаклейн, схватив ее за локоть, помог ей сесть в кабинку.
Как только администратор ушла, Эмма выпрямила спину и сложила руки на груди, отказываясь смотреть в его сторону. Когда мимо прошел официант с тарелками, полными шкворчащей еды, она закатила глаза.
— Ты смогла бы это съесть? — спросил ликан. — Если бы пришлось? — он еще раньше задавался этим вопросом, и теперь молился, чтобы ответ оказался положительным.
— Да.
— Тогда почему не ешь? — поинтересовался он недоверчивым голосом.
Эмма изогнула бровь.
— А ты можешь пить кровь?
— Мысль ясна, — спокойно произнес он, несмотря на захлестнувшее его разочарование. Лаклейн обожал еду, любил ритуал совместного поглощения пищи. В те моменты, когда не голодал, он смаковал каждый кусочек и, как и все ликаны, был способен оценить еду в любой ситуации. Но сейчас его потрясло осознание того, что они никогда не смогут разделись трапезу или выпить вместе вина. Что она станет делать на общеклановых торжествах…?
Лаклейн прервал себя. О чем он только думает? Он никогда так не оскорбит сородичей, приведя вампиршу на общие собрания.