– Но ведь для победы революции, – возразил я.
– Для таких людей революция – это власть! – сказал Гильфердинг. – Наполеон, кажется, говорил о ста тысячах вакансий…
– При чем тут? – спросил кто-то.
– Для властолюбцев, таких, как Ленин… – сказала Леонтина Ковальская.
– Но Брут его считает властолюбцем, – усмехаясь, перебил ее старший Мюллер.
– Существует одна вакансия – быть вождем! – докончила она.
Шарик докатился до Кукмана и Пановского.
Они сидели и переглядывались. Перемигивались. Они сидели в разных концах комнаты – Кукман совсем близко ко мне, а Пановский по диагонали. Но я хорошо видел обоих, видел, как они хмыкали и корчили друг другу рожи.
И вдруг перестали.
Мне показалось, что это какой-то дурной знак.
Но надо рассказать, кто они такие. Хотя не надо. Потом вы все сами поймете. Но вот, буквально чуть-чуть, чтобы не отвлекаться.
Якобы у Леона Троцкого была своя маленькая гвардия. Маленькая боевая организация, их еще называли “бешеные троцкисты”. Старики их так называли. Никто толком не знал, сколько там человек, да и была ли эта гвардия вообще, на самом деле. Может быть, это Кукман и Пановский распускали такие слухи. Когда-то они охраняли Леона – Пановский еще в Москве в пятом году, про Кукмана точно не знаю. На самом деле они просто любили его, боготворили.
– Но почему вы его назвали женевским товарищем? – вдруг спросил Кукман.
– А разве он не в Женеве живет? – откликнулся Мюллер.
– По-моему, да, – сказала Леонтина. – Или жил когда-то. А что такое?
– Ничего, ничего, – сказал Кукман и снова уставился на Пановского, а тот сморщил нос и покачал головой. А Кукман кивнул в ответ.
Странные господа. То есть – товарищи. Опасные товарищи.
Я их побаивался. И не напрасно!
– Но судьба тебя хранила, – сказал Дофин.
– Бог меня хранил, – сказал я. – Три раза. Самое маленькое, три. Я не говорю о тех разах, в той жизни.
В той жизни Ангел Небесный хранил и защищал меня от полиции и суда всякий раз, как я по молодости вляпывался в какую-нибудь историю. По своей грузинской социал-демократической молодости. Но это так, мелочи. Была для Ангела работа потруднее. Он защищал меня от пуль, когда мы грабили инкассаторов. От засады, когда за нами охотились по всему Кавказу. От жандармов, стражников и осведомителей, когда я был в ссылке. От ледяной воды, от ветра, от смертельной простуды, от грабителей на лесной дороге – они ограбили меня, беглого ссыльного! – ах, где эти сказки о благородных разбойниках? – и если б Ангел не послал гром небесный с грозой и градом, они бы, конечно, убили меня, а так – оставили мокрого и полуголого, а сами уехали на лошадях. На моих.