Архитектор и монах (Драгунский) - страница 8

– Из католиков прямая дорога в лютеранство, – сказал я.

– Или в атеизм. Или в прямое язычество, – засмеялся он.

– И чем же вы занимаетесь, молодой атеист-язычник?

– Поступаю в Академию художеств. Ушел из реального училища в рисовальную школу, и вот теперь хочу получить высшее художественное образование. А если итальянец, то почему Йозеф? Вы хотите приспособиться к немецкому языку, к Австрии? По-моему, зря. Если итальянец, то Джузеппе, так?

– Пусть так, – сказал я. Он мне все сильней и сильней нравился.

– Синьор Джузеппе, а сколько вам лет?

– Тридцать три, – сказал я. – Можешь звать меня на “ты”.

– Благодарю, – сказал он. – А мне двадцать два. Так что меня тем более можно звать на “ты”. Скажи, Джузеппе, а ты-то уж точно католик, раз итальянец?

– Я тоже бывший католик, как и ты, – соврал я.

– Какое совпадение! И теперь тоже в атеизм? Или в язычество?

– Пока в атеизм, – честно сказал я.

– А потом?

– А потом бог весть. Меня, скажу тебе, тайно влечет дивная красота восточной христианской церкви, – это я тоже честно сказал. – Мне нравятся их длинные богослужения, суровые посты, золотые одежды священников. Роскошь Рима ничто перед пышностью Константинополя. А показная бедность францисканцев ничто перед истинной нищетой египетских отшельников.

– Восточная церковь – значит, это у арабов? – он слушал меня, почти раскрыв рот.

– У арабов тоже, отчасти, – кивнул я. – Восточная церковь – это у сербов, греков, болгар, румын, грузин и, главное, у русских. Среди исповедующих догму восточного христианства более всего русских.

Буфетчик принес наконец булки и кофе. Мой новый знакомец Адольф Гитлер, поклонившись, взял булочку и стал есть, держа левую ладонь под подбородком. Потом он слизнул с ладони сахарную пудру.

– Проголодался? – спросил я.

– Какие бестактные намеки! – он запихнул в рот вторую булку. – У меня просто очень хороший аппетит, с детства, – сказал он, прожевывая.

Я тоже взял себе булочку, съел ее с водой, как и собирался, но при этом почему-то вспомнил египетских монахов-пустынножителей, вспомнил рассказы о них, которые мы читали в семинарии по книге иже во святых отца нашего Иоанна Мосха “Луг духовный”. Вспомнил, как эти монахи по сорок лет молчали, по двадцать лет питались черствой корочкой и ключевой водой и как они давали суровый принципиальный отпор всяким неправославным уклонистам – несторианам, арианам, яковитам и прочим монофизитам… Мне на секунду сделалось умилительно, а в следующую секунду смешно. Все это было похоже на наши споры, на нашу кружковую непримиримость, на моральное смертоубийство из-за того, как следует понимать ту или эту фразу из Маркса.