Майлз, перегнувшись через перила и тряся портфелем, смотрел прямо в лицо Фэй, стоявшей с поднятой головой.
— Вы слышите меня? — кричал он. — Не надо бежать! Портфель здесь! В нем…
Теперь он мог поклясться, что она его не слышала. Левая рука Фэй легла на перила, голова еще больше откинулась назад, на обращенном вверх и разрумянившемся от бега лице блуждало легкое удивление; но тут же, на глазах Майлза, она побледнела, беспомощная улыбка искривила губы и тут же погасла.
Фэй пошатнулась, ноги ей отказали. Мягко, как соскользнувшее с вешалки пальто, и почти бесшумно она упала на бок и покатилась вниз по лестнице. Тяжелые удары тела о ступени развеяли ощущение ее воздушной невесомости…
Майлз Хеммонд стоял как вкопанный. Затхлый воздух коридора так же упрямо лез ему в легкие, как одно вдруг родившееся подозрение — в голову. Ему показалось, что он целую вечность дышит этим воздухом и стоит на лестничной площадке с окровавленными банкнотами в кармане и с черным портфелем в руках. Краем глаза он заметил, что подошла Барбара и, перегнувшись через перила, уставилась на лежащую внизу Фэй. Инспектор Хэдли, что-то бормоча себе под нос, спустился по лестнице прыжками, от которых заскрипели и застонали ступени. Он перешагнул через распростертое тело, встал на колени и приподнял уткнувшееся в грязный пол лицо. Его голос гулко отозвался в доме:
— У нее, кажется, больное сердце?
— Да, — ответил Майлз, — да, больное.
— Надо вызвать «скорую», — гудел голос. — Ей нельзя было так волноваться и бежать со всех ног. Это могло ей стоить жизни.
Майлз медленно спускался по лестнице, держась рукой за перила, по которым только что скользила рука Фэй. По пути он выронил портфель.
В проеме открытой двери бесшумно лязгали, двигаясь вверх-вниз, вверх-вниз, громадные отвратительные челюсти, а он склонился над телом Фэй.
В сумерки Майлз и Барбара снова оказались в комнате Фэй Сетон на втором этаже этого невзрачного дома. Было около семи вечера того же воскресенья, хотя, принимая во внимание множество случившихся событий, могло быть и неделей позже.
Стоявшая на серванте электрическая лампа под абажуром снова горела. Барбара сидела в старом кресле, Майлз — на краю постели рядом с черным беретом Фэй и смотрел на железный ящик, выглядывавший из-под кровати.
— Надо бы выйти и поискать какую-нибудь лавку или бар, открытый в воскресенье… — заметила Барбара. — Хорошо бы раздобыть пару бутербродов.
— Нет. Хэдли просил нас сидеть здесь и не выходить.
— Вы когда в последний раз ели?
— Одно из самых замечательных свойств женщины состоит в том… — Майлз попытался улыбнуться, хотя улыбка тут же исчезла под усталым взглядом, который она искоса бросила на него, — состоит в том, что женщина вспоминает о еде в самый неподходящий момент.