Теперь у него был исправный, здоровый и 'весёлый' гран, который по приказу Славы-Шаргиона бросился в коридор, схватил ближайшего своего соратника и потащил к пункту питания. Там он прижал собрата к выходу энергии - что-то вроде контакта на расстоянии сантиметров тридцати от пола, и тот за несколько секунд 'налился' полностью. Процесс пошёл.
Каждый из заправленных гранов тащил своего товарища, и скоро у 'соска выстроилась очередь из заправляющихся. Процесс шёл медленно - гранов в корабле был несколько десятков тысяч, а этот сосок, к которому тянулась одна, единственная тонкая ниточка энергии, не мог пропустить такое количество, и стал перегреваться. Температура поднималась, и Слава временно замедлил зарядку роботов.
Когда биороботов набралось с сотню, он запустил их на восстановление остальных каналов питания. Они врезались в стены тоннелей, проедая там дыры, находили сожжённые участки, разъедали их и лепили новую плоть, которую выделяли из себя розовой массой. Та залепляла дыры, восстанавливала каналы, передающие энергию, и через некоторое врем заработали несколько точек питания - процесс пошёл веселее. Это было что-то вроде цепной реакции - Славе только стоило подумать - что у него что-то там болит, тут болит, надо восстановить тут и там - граны бросались и делали всё, что нужно. За исключением тех гранов, что он оставил на восстановлении работы своих собратьев.
Слава-Шаргион сидел в кресле, одновременно будучи и человеком, и кораблём. Процесс работы был запущен - граны уже пробивались к центральному накопителю, чтобы восстановить его, проложить каналы энергии к гравидвигателям, но главную проблему он так и не решил - как пробудить Шаргиона? Он не мог остаться в этом кресле на то время, что нужно для восстановления корабля, а без его надзора, без руководства, граны не смогут работать и снова окажутся в коме. Даже тогда, когда корабль был законсервирован на Луне, он всё равно контролировал гранов, как любой организм контролирует процессы, проходящие в нём, даже если спит. А теперь - это был не сон. Это было что-то вроде долгой, очень долгой клинической смерти. Корабль медленно умирал, и Слава подозревал, что не последнее место в этом умирании занимало то, что его Посланник оказался предателем, пославшим его на смерть. Шаргион, когда Слава направил его на прорыв, почувствовал то, что его пилот готов пожертвовать кораблём, ради каких-то своих целей, и это его потрясло настолько, что он не хотел жить.
Слава задумался - что делать? Как быть? Это громадное тело, под названием Шаргион, потеряло свою сущность, уйдя куда-то в себя, замкнувшись в своей плоти, как в тюрьме. Что он мог сделать, для того, чтобы его пробудить? Вероятно - только сходить в эту тюрьму, и поговорить с ним. Как ещё? Вот только это легко сказать, а как добраться до сущности Шаргиона, если он не желает разговаривать? Ну что же - в жизни Славы было достаточно тех, кто не желал с ним разговаривать, а ещё - пытался уничтожить всеми доступными методами. Если уж они подчинялись Славе, то наверное, он сможет как-то совладать с родным кораблём… Только где у корабля позитронный или какой-то другой мозг, в который псионик мог бы погрузиться? Нет мозга… Хммм… как нет мозга? А сам корабль? Он же живой, вот он и есть этот самый мозг! И какая разница - с кулак ли он размером, или это десятикилометровая лепёшка, ушедшая под озеро - суть-то одна.