Это было, конечно, слишком! Но я сказал то, что он хотел, и мы отправились к Кривулину.
Все прошло гладко. Даже лучше, чем я мог надеяться.
Федька вполне квалифицированно заманил Сережку в сортир. Я подкрался — и осторожно запер двери сортира на задвижку.
Удачно было то, что и отец Кривулина, и мать, и даже семилетняя Дашка находились в тот вечер в театре: почти вся семья участвовала в каком-то придурошном спектакле.
Обнаружив, что не может выйти из сортира, красавчик забарабанил в дверь и заорал так, как будто его режут.
Еще до их похода в туалет я предусмотрительно врубил телевизор на полную громкость. Так что, когда дело было сделано: крючок отвинчен, а они освобождены из плена — я на голубом глазу заявил, что ни фига не слышал.
Кривулин ошарашенно разглядывал задвижку на двери сортира: все не мог понять, как это она сама по себе взяла и закрылась.
Федька, этот тихоня, заметил, что у него дома один раз тоже такое было. Наверное, вибрация виновата: звук телевизора чересчур сотрясал воздух. Самое смешное — Сережка поверил. Он вдруг успокоился и даже спросил, какой в Милане счет.
Когда мы с Федькой очутились на лестничной клетке, он упорно прятал взгляд.
— Эй, Маслов! — я весело хлопнул его по пухлому, «диванному» плечу. — Ты чего?
Толстяк угрюмо молчал.
— Смотри! — Я рывком вывернул оба брючных кармана. — Черт возьми, Федька! Неужели ты думаешь, что я способен на воровство?
Устыдившись, он захлопал глазищами, а потом сказал с застенчивой улыбкой:
— Знаешь, Дима, а смыв у них действительно работает неважно.
В тот вечер ничего больше не случилось.
А потом пробился по телефону Стас и спросил, когда возвращается брат. Я ответил, что и сам толком не знаю, и поинтересовался, сколько ему должен Юрка. Стас заметил, что не в этом дело. Он звонит просто так: давно не виделись.
Семья Стаса уехала из нашего двора года два назад. Он жил теперь на другом конце Москвы, ходил в какую-то новую выпендряжистую школу и тосковал по старой компании. Даже вольную борьбу, которой Стас занимался у нас, он бросил — далеко ездить.
Я положил трубку и понял, что тоже скучаю по брату, хоть тот и жуткий доставала Первые дни после его отъезда я, как обычно радовался, что живу в комнате один и никто не капает мне на мозги. Но потом мне начало не хватать Юрки.
Вспомнилось, как прошлым летом он и учил меня классному неберущемуся удару «сухой лист», когда мяч летит в ворота не по ровной дуге, а как бы вертясь из стороны в сторону. Ударчик пошел у меня не сразу — Юрка возился со мной недели две. Я подумал что брат, наверное, также любит меня, но признается. С этой мыслью я уснул.