Степа возразил, что, наоборот, сегодняшнее утро, возможно, ключевой момент поисков.
— Да? — удивился я. — Это еще почему?
— Потому! — отрезал он.
Ворон задумчиво прогулялся по своей ветке.
— С сегодняшнего дня применим новую тактику. Будешь как можно больше трепаться во дворе об этой звезде. Причем намекай, что знаешь про нее такое!
— Какое — такое?
— Неважно! Просто делай таинственное лицо — и все.
— А кому делать?
— Всем! Светке, друзьям, бабушке, почтальону, дворнику, черту лысому!
— Ага! — догадался я. — Ты хочешь, что это дошло до грабителя?
Он кивнул.
— Но грабитель — Кривулин! Может, его сразу и намекнуть?
Степа возразил, что насчет Сережки мне пора успокоиться: он не вор. Вчера он побывал на кривулинской даче. Алиби красавчика подтвердилось. В ту ночь тот просидел с друзьями у местного озерка, горланя с ними под гитару всякую дребедень. Ворон подслушал разговор двух высушенных старушек в панамках. Из за этого кошачьего концерта сердечные до утра не сомкнули глаз. По их словам, истошно вопил сынок заслуженного артиста России Николая Кривулина.
Жаль, — пронеслось в голове. — Но в запасе у меня алкаш. Этот не подведет.
Ворон продолжал:
— По идее, вор должен обратиться к тебе с расспросами об этой звезде.
— Как это? — не понял я.
— Дело в том, что со звездой не все в порядке. Преступник обнаружит это, сунется к тебе — и мы его вычислим!
— Что значит не все в порядке? — спросил я, озадаченный.
Степа не успел ответить. Зыркнув куда-то вверх, он вдруг сорвался с ветки.
В воздухе его стремительно атаковала какая-то ворона. Сыщик попытался увернуться, но та все же долбанула его клювом. Степа уронил перо и, позорно петляя, скрылся в глубине парка.
Чужак присел на маковку елки и, трепеща от злобы, пустил вслед беглецу длинное хриплое карканье.
Он был заметно меньше Степы. В полете перья на концах крыльев не смыкались, отчего ворона выглядела какой-то растрепанной.
Я чувствовал себя обязанным как-то поквитаться с нею за Степин позор. Поднял с земли шишку и запустил ею в ворону. Шишка не долетела до маковки метра два.
Растрепа презрительно посмотрела на меня и не спеша смылась.
Я пошел к Симе.
У девочки был врач. Мне пришлось довольно долго маяться на кухне, развлекаясь с умницей Ядвигой и разглядывая развешанные на стенах рисунки. Среди них было несколько моих портретов. По-моему, неудачных.
Наконец Сима появилась, бледная и прозрачная, как инфузория-туфелька, но со своей обычной сияющей улыбкой на лице.
Она выслушала мой рассказ о последних событиях и предположила, что теперь Степа сам им идет меня, когда посчитает нужным. О растрепанном чужаке, долбанувшем сыщика, Сима сказала коротко: жена.