– Вернулся? Осознал свою неправду? – с трона первым делом обратился он к Антипу. – Обещай выполнить любой приказ. Тогда мир.
– Что же, все твои приказы выполнять? – возмутился Антип.
– Ну… не все, – согласился с возражением, попросил царь. – Однако самый первый приказ, обязательно!
Антип сморщился лицом, будто надкусил кислое яблоко, поискал что-то в расписном сводчатом потолке. Вспомнил, как ему было скучно в лесу. Наконец выговорил неохотно:
– Ладно. Будь по твоему. Обещаю.
Царь аж с трона привстал. Довольный, потирая руки и произнеся: ”Так-так”, – он спустился к рыцарю, взял его под локоть.
– Твоя принцесса, а моя племянница, в баньке. Парится с дороги, – добродушно объяснил он рыцарю. – А давай-ка я тебя представлю пока дочери. Страсть как ко всему иностранному горяча.
Раскрылись створки дверей, как будто к слову царя Гаврилы впустили царевну Марфу в сопровождении мамки. Рыцарь Альберехт лишь только глянул на царевну, и словно язык проглотил. Затем с обеими ладонями у сердца, вроде безумного, прыгнул ей в ноги, с колен пожирая взором. Куда и грусть подевалась.
– О-о, несравненная красавица, – проговорил он, снова обретая дар речи. После чего с жаром выпалил: – Отныне только ты принцесса моего сердца!
В дверях разинули рты, застыли часовые стрельцы, а мамка, быстро сообразив о причинах и следствиях, вполголоса сделала здравое замечание:
– Оба ж длинноносые. Может в этом ему вся красота.
Царевна Марфа зарделась, щёки у неё зарумянились, она смущённо потупила взор, искоса с явной благосклонностью разглядывала рыцаря Альберехта. Удивлённый и умилённый царь Гаврила хлопнул в ладоши и вымолвил, разом решил дело:
– Благословляю вас, дети мои!
После чего быстренько оставил молодых с их особенными разговорами, и правду сказать, не всем понятными и интересными. Он поспешил в дворцовый сад, где возле бани для принцессы был уже накрыт для чаепития большой стол, благоразумно посчитав полезным до времени ничего не говорить ей о появлении рыцаря.
Солнечная тень от усеянной зреющими плодами яблони падала на дубовый резной стол, украшенный серебряным самоваром и фарфоровыми чашками, всякими фруктами и сладостями, пряниками и печеньем, вареньями на любой вкус. Принцесса раскраснелась после бани томной красавицей, была в лёгком голубом платье, сидела в кресле напротив царя Гаврилы и, утончённо отстранив мизинец, глоточками запивала то, что птичкой откусывала от медового пряника. Царь Гаврила такого отношения к еде не одобрял, однако помалкивал, налегал сам на варенья и орехи в меду. Над столом порхала бабочка, и принцесса томно отгоняла её, не позволяла сесть к сладкому. Она в очередной раз отмахнулась от бабочки, сыто вздохнула и сообщила, как бы между прочим: