– Нет. Не верю! – воскликнул рыцарь с горьким упрёком. – Не утешай понапрасну!
– А я говорю, спаслась, – для виду рассердился Антип. – Я её спас.
Долго он убеждал рыцаря взглянуть на происшествие иначе. В конце концов рыцарь уступил уговорам и едва не зарыдал снова.
– Если мою несравненную принцессу спас ты, – выставил рыцарь условие. – Я должен убедиться своими глазами. А потом… потом ты выгонишь меня из рыцарей.
– Как же это, выгнать тебя из рыцарей? – удивился Антип.
– Сломаешь над моей несчастной головой шпагу! – Рыцарь протянул ему шпагу. – Дай на ней клятву, что… что твоя рука не дрогнет!
С лёгким сердцем Антип поклялся на шпаге, и немного времени спустя они верхом направились к городу. Лошадь грустно косилась на укрощённого быка, тогда как седоки вели приятельский разговор.
– Чтобы ни спросила, ты знай, повторяй: “Был пьян, ничего не помню”, – учил стрелок рыцаря, как отвечать принцессе. – Запомнил?
Рыцарь с горьким вздохом понуро кивнул.
– А ну-ка повтори, – настаивал Антип.
А карета принцессы в это время уже влетела в городские ворота. Кучер не оправился от испуга, продолжал нахлёстывать хрипящих взмыленных иноходцев, и карета шумно проносилась улицами, оставляя позади беспорядочный лай возбуждённых дворняг. Треволнения войны с чудой-юдой остались позади, и народ отовсюду глазел на необычную карету, гадая, кого и откуда она везёт.
Кучер осадил коней только перед царскими палатами. Прибытия кареты ждали, напротив дверцы выпячивали колесом крутые груди, в знак почётного приветствия вытягивались десять красавцев стрельцов дворцовой стражи. Дверца кареты распахнулась, откинулась ступенька, и на неё ступила туфелька хорошенькой ножки принцессы Люсианы. Подкрутив крашенные усы, принцессе поспешил подать руку разодетый главным вельможей дворецкий.
– Мой доблестный рыцарь спас меня от разбойников, – вытирая батистовым платком слезинку на щеке, с подножки пожаловалась принцесса дворецкому. – А сам погиб.
Быка оставили у дуба в лесу, для виду привязанным за рога верёвкой к дереву, а сами на лошади рыцаря выехали из опушки. Рыцарь сидел за спиной Антипа и повторял с различными выражениями лица и голоса:
– Был пьян, ничего не помню. – Он вздыхал и опять заучивал наизусть: – Был пьян, ничего не помню.
Под его бормотания они въехали в городские ворота, не обращая внимания на толпы потрясённого избытком событий народа, направились прямо к царскому дворцу.
Первым делом их представили самому царю. Царь Гаврила сидел в тронной палате, на радостях, что вновь видит лучшего своего стрелка, был строг, но справедлив.