12.
Бессмысленное хождение по городу надоело мне так же быстро, как и пребывание дома. И тогда я отправился к тому месту, где вчера наткнулся на странного человека по прозвищу то ли бродяга, то ли странник. Не то, чтобы мне очень хотелось его отыскать, да, честно говоря, я не помнил, где именно он мне повстречался. Просто так - пошел наугад, вдруг вспомню. Поэтому, наверное, я удивился, увидев его ноги, вытянутые поперек дороги. Остановился, как вкопаный, даже немного испугался. Солнце уже садилось. Я не любил возвращаться домой в сумерках. Я не испытывал страха за свою жизнь, хотя, конечно, каждый встречный мог оказаться смертельным врагом. Но зябкое и неуютное чувтво овладевало мною в послезакатные часы. - А, это ты, - бродяга зевнул. - Ну, привет, что новенького? - Привет, - сказал я. - Ничего новенького. Так, все по-старому. Кого-то жгут, в кого-то стреляют. - Садись. Я сел рядом с ним и обхватил колени руками. - Новенькое, не новенькое... - сказал бродяга. - Все равно, расскажи что-нибудь. Я сегодня никуда не ходил. Я сегодня думал. Я хотел спросить, о чем можно было думать целый день, но вместо этого начал рассказывать ему обо всем, что видел и слышал сегодня - о матери, о рыжем Вальке, о сожжении книг, о крестовом походе. Он лег навзничь, заложил руки за голову и закрыл глаза. Я рассказывал долго и, наверное, путанно, потом замолчал. Мне показалось, что он заснул. - Бродяга, - осторожно позвал я. - Что? - он откликнулся тотчас, по-прежнему, не открывая глаз. - Я думал, ты спишь и не слушаешь. - Нет, что ты, я слушаю тебя. Я никогда не сплю днем, а сейчас ведь почти день. Я и ночью-то сплю мало. Старость, малыш, старость... Ты рассказывай, рассказывай, я слушаю тебя внимательно. Я принялся рассказывать дальше - о том, что успел услышать во время сегодняшних блужданий по городу. - Татары в Богдановке сожгли своего старосту, - сказал вдруг бродяга. Глаза его все еще были закрыты. - За что? - У него на поле урожай вырос больше положенного. Пшеницу сожгли и хозяина поля. С татарами мы обычно не общались. Два раза в год, весной и осенью, на их поля делали набеги хлеботорговцы, отнимали урожай, потом продавали на Центральном Рынке. Одновременно разрушали часть домов, которые татары успевали отстроить в промежутках между набегами. - Свалка, - бродяга вздохнул. - Свалка. - О какой свалке ты говоришь? - спросил я. - И при чем тут татары? И вообще - я рассказывал о том, что готовится крестовый поход. Вместо ответа он опять затянул свою песенку: