Он шел в ту сторону, откуда доносился натуженный рокот маневрового тепловоза, время от времени перебиваемый гудками электричек.
Хотелось поскорее отсюда уехать и никогда не возвращаться сюда. Здесь он один. Один против всех. И все против него.
Глухие дворики двухэтажных домов погружались в сон, и вечерний город выглядел совсем безлюдным.
Из окон маленького ресторанчика возле вокзала слышалась музыка и ругань подвыпивших парней.
Под фонарем стояли два молоденьких милиционера и разговаривали о чем-то своем. На ругань в ресторане они не обращали внимания.
На проходившего мимо Ивлева они посмотрели подозрительно, но ничего не сказали. Только проводили взглядами до самых дверей электрички. Всех своих привокзальных обитателей они знали. Посторонний человек не внушал особого доверия, но и связываться с ним не хотелось.
Когда капитан Ивлев вернулся в Москву, метро уже не работало. Но возле Курского вокзала стояло десятка полтора частников, только выбирай.
Ивлев постоял минуту, осматриваясь, и направился к белому «жигуленку», стоявшему с краю.
– Свободен? – спросил Ивлев.
Сидящий за рулем мужчина лет сорока сонно зевнул.
– Залезай, – сказал он, даже не спросив, куда ехать.
Ивлев сел и в первый раз за весь вечер по-настоящему расслабился, почувствовал в ногах приятную тяжесть. Целых пять-десять минут трясся на жестком сиденье старого «жигуля». Десять раз уже пожалел, что не взял другую машину. Уже когда расплачивался с водителем, не вытерпел, сказал:
– Чего же у тебя такая машина дрянная? Едешь, как на телеге!
Водитель нисколько не обиделся.
– У меня была «девятка» новая. Угнали. А эта машина шурина. Специально для разъездов. Он днем на ней крутится, я вечером. – Получив деньги, водитель поехал по ночной улице, желая поскорее найти следующего клиента.
Ивлев посмотрел на окна своей квартиры.
Было два часа ночи, но в кухонном окне горел свет. «Наташка не спит», – устало подумал Ивлев, заходя в подъезд.
Сейчас ему хотелось побыстрее раздеться, упасть на кровать и хорошенько выспаться. «Наташка, наверное, приготовила ужин, но я есть не буду».
Но едва он вошел, едва увидел жену, сердце точно пронзило иглой. «Что-то случилось», – возникла тревожная мысль, и он опять, будто пружина, внутренне весь сжался, приготовился, словно ожидая нападения. Привычка эта осталась за ним с юности, с тех самых пор, когда занимался боксом.
Наташа стояла с зареванным лицом. Губы дрожали. Она кинулась к нему, сцепила руки на шее и не отпускала.
– Что случилось, Наташа? Милая моя, что?
Она опять заплакала и прижалась к нему еще сильнее.